Не в смерти Истина.
Но не распявший плоть
На крестной дыбе самоотреченья
Не прикоснется к имени – Господь.
Земного царства мимолетный гость,
Он не постигнет истины значенья.
Поэт, соединяющий слова в строки и скрепляющий их таинственным чувством, что берет начало то ли в его сердце, то ли в мистических небесах, в обыденном рас-порядке – колеблющийся человек. Он сетует, что устал от потерь, безропотно отдав «любовь свою, заветные могилы, //Свой край родимый, горестный и милый, // И дух побед, что дед мне завещал»… За дверью – смерть, при-шедшая за ночной птицей, олицетворяющей душу певца, его вдохновенный дар.
– Не открывай ей дверь!
Я знаю, ты не сможешь одолеть,
Ты не спасешь и сам себя погубишь.
Ты ни во что не веришь и не любишь.
Ты не способен жертвенно сгореть.
Смерть только кровью можно превозмочь,
Чтоб новый день в огне зари родился.
Но ты не воин.
В сегодняшнем обществе эти доводы куда как убеди-тельны, их транслирует ТВ, они пронизывают страницы либеральной литературы, напитывают, словно ядовитые соки, Интернет. Однако способность к самопожертвова-нию не покинула душу нашего современника, она дрем-лет и ждет чистого и властного веления совести, которая, как известно, есть эхо Гласа Божьего.
Но ты не воин.
Я перекрестился
И дверь открыл.
И расступилась ночь.
Таков странный нищий, одетый в камуфляж, со словами военного приказа на ремне и надписью на картонке: «Подайте на патроны!» А также тени советских солдат, лежащих в братских могилах по всей Европе. Погибший на Шпрее комвзвода поднимается из земли и обходит высотку, где «русские парни лежат», и снова зовет их в бой за поруганную Родину. Безногий солдат, «беззлобно ругаясь, спросил», зачем он тревожит их прах, какая вина корежит его пробитое сердце…
И тихо комвзвода ответил,
Сдержав то ли боль, то ли злость:
– Мы вроде с тобой не в ответе
За то, что с Россией стряслось.
И жизнь не была нам дороже
Отчизны. На том и сошлись.
Чиста наша совесть.
И все же
С тобой мы в ответе за жизнь.
И поднялись павшие, и зашагали «незримые миру» войска:
Десантники шли и пехота,
Штрафных батальонов ряды,
И черные дьяволы флота,
Поднявшись из темной воды.
Бросая свои пьедесталы,
И пушки и танки ползли,
Все те, кто в войне той кровавой
От гибели спас полземли.
Безногий солдат неумело
Все полз на культяпках впотьмах,И Знамя Победы горело
В его беспощадных руках.
Перед нами второе возвращение солдат домой: в 1945-м на родину-победительницу – с радостью; теперь на родину, втоптанную в грязь, – со стальной решимо-стью. В этом «Марше павших» потрясает последователь-ное включение в поход все новых и новых солдат и ору-жия и эпитет в самой последней строке стихотворения: «в беспощадных руках». Непреклонность суда мертвых геро-ев не кажется эмоцией экзальтированного современника-патриота: это святое право подкреплено жертвенным подвигом русского солдата («жизнь не была нам дороже Отчизны»). Здесь присутствует та «ярость благородная», которой насыщена песня «Священная война».
У Беседина не один сюжет решен в жанре поэтического размышления, который был чрезвычайно развит в советской литературе. Интонационно автор выступал от лица своих современников, хотя словесно это нигде не оговаривалось. Само рассуждение предполагало, что его итог становится общим достижением поэта и его читателя, стихи неявно «дарились» всем, кого волновали вопросы, звучащие в душе певца, ставшего на короткий срок философом. В сравнении с поэзией текущего дня контраст разительный: огромное множество лирических опусов повествуют только о коллизиях в сознании эгои-стичного сочинителя и совершенно не становятся актом взаимопознания поэта, читателя и общества.
