«Лизи!» – испуганный шепот Аннабель заставил её вздрогнуть. В дверях стояла Клара, бледная как полотно. Ей, видимо, тоже удалось выбраться из часовни в общей панике.
«Они хотели использовать нас, как использовали других!» – выпалила она, протягивая Лизи потрёпанный журнал в кожаном переплете. – «Это медицинские записи. Твоя мать… она пыталась это остановить.»
Лизи схватила журнал, быстро пролистывая страницы. Записи, формулы, имена… Некоторые она узнавала – воспитанницы, которые внезапно покинули пансион по «семейным обстоятельствам».
Внезапно в коридоре послышался шум. Клара схватила их за руки: «Скорее, к чёрному ходу!»
Они бежали по тёмным коридорам, а вой сирен становился всё громче. У чёрного хода их ждал мистер Блэквуд. Очевидно, после ссоры со смотрительницей он поспешил сюда, чтобы помочь девочкам. Его обычно аккуратный костюм был помят, а в глазах читалась смесь вины и решимости.
«Возьми, – он протянул Лизи конверт. Этот тот, который он дал ей у часовни, с документами о проекте, а теперь добавил к ним адрес. – Здесь адрес человека в Шотландии. Он знал твою мать. Найди его.»
Внезапно раздался знакомый голос: «Лизи!»
Она обернулась. В полумраке стоял её отец, Джон Ватсон. Его лицо было встревоженным, но решительным.
«Папа…» – начала Лизи, но он прервал её, крепко обняв.
«Прости, что не верил, – прошептал он. – Теперь беги. В Шотландии ты будешь в безопасности.»
Он вложил в её руку железнодорожный билет и… мамины часы. Те самые, которые она всегда носила на цепочке.
«Но как ты узнал?» – спросила Лизи.
«Твоя записка. И… я начал замечать странности. Документы, которые нашёл в больнице. История повторяется, как сказал мистер Блэквуд. Но теперь у нас есть шанс всё исправить.»
Снаружи послышались полицейские свистки и крики. Времени больше не было.
«Идите через сад, – быстро сказал мистер Блэквуд. – Там есть калитка, она ведет к переулку. Карета ждёт на углу Квин-стрит.»
Лизи в последний раз обняла отца, крепко сжимая в руке мамины часы. Они побежали через тёмный сад, где кусты роз отбрасывали причудливые тени в свете полицейских фонарей. Калитка скрипнула, выпуская их в тёмный переулок.
Последнее, что увидела Лизи, оглянувшись на пансион, – это силуэт отца. Он стоял в окне, высоко, почти незаметно, но её взгляд мгновенно нашёл его. Его фигура была словно высечена из тьмы и стекла, одинокая, сгорбленная. Он прижал ладонь к стеклу – простое движение, но в нём было больше, чем в сотне слов. Его плечи дрожали, как будто он хотел крикнуть, но не мог. Он был тем, кто остался – не потому, что не хотел бежать, а потому что решил остаться и отвлечь тех, кто охотился на них. Лизи видела, как свет фонаря, преломившись сквозь каплю на стекле, скользнул по его лицу – и ей показалось, что он плачет.
Сердце болезненно сжалось. Она знала: что бы ни случилось дальше, она обязана найти правду. Ради него. Ради мамы. Ради тех девочек, чьи имена были вписаны в маминых записях, словно надгробия в книге, что должна была стать рассказом о жизни.
Карета стояла в тени старого вяза, будто часть пейзажа, сливающаяся с ветвями и туманом. Лошади переминались с ноги на ногу, фыркая, их дыхание паром клубилось в холодном воздухе. Кучер – высокий, молчаливый, с накинутым капюшоном – даже не посмотрел на них. Он просто протянул руку, помогая по одной забраться внутрь, как будто делал это уже тысячу раз.
