Макс одобрительно хмыкает, но затем спрашивает с некоторой прохладой в голосе:
— Но откуда вообще это нежелание знакомиться с новой семьёй? С Крисом? Лично я отдал бы всё, чтобы в моей жизни был отец.
Ну... если отец хороший...
— Я понимаю о чём ты, — негромко соглашаюсь я. — И на празднике вела себя, как настоящая идиотка. Просто... Неважно. Этого больше не повторится.
Я сжимаю руки в кулаки, пока перед глазами проносится солнечный Лос-Анжелес, а Макс усмехается:
— И тем не менее, ты повторяешься.
Я снова улыбаюсь и киваю. Затем отбрасываю прочь тревожные мысли и немного разворачиваюсь на сидении в сторону парня:
— Хорошо. Скажи, на территории колледжа есть какое-нибудь кафе? Или, может быть, рядом с территорией?
— Мне казалось, что ты жаждешь учиться, — замечает он, разворачиваясь на сидении, как я. Его колено замирает в миллиметре от моего, и такое невинное положение отзывается во мне горячим волнением.
Я заставляю себя перевести взгляд на его лицо — что, в общем-то нелегче, словно смотришь на яркий свет, — и дергаю плечами:
— Мне нужна работа.
Макс хмурится:
— Работа? Проживание в общежитии не требует платы.
— Я и не надеялась, что ты поймёшь, — отворачиваюсь я. Нет, нужно на законодательном уровне запрещать людям быть настолько красивыми. — Несмотря на новое положение, с которым я смирилась, мне нужно оставить себе что-то знакомое, своё. Например, возможность самой зарабатывать карманные деньги. Ну как? Получится у меня найти какую-нибудь подработку?
Как бы я ни хотела, чтобы все долги исчезли по мановению волшебной палочки, но брать деньги у Джонсов не смогу. И не буду. Даже, если предложат.
— Да, на территории есть кафе, и там вечно кто-нибудь требуется, — задумчиво отвечает Макс, а затем обращается к водителю: — Уил, будь любезен, сделай музыку погромче.
Я усмехаюсь — с разговорами покончено.
Впрочем, Макс снова заговаривает, опережая водителя:
— Постой, замечанием о том, что ты не надеялась и всё такое... Ты хотела меня пристыдить? Серьёзно?
Я теряюсь:
— Эм... нет.
— Тогда зачем эти фразочки в духе: богатым не понять простой трудящийся народ?
— Я не это имела...
— Думай, прежде чем говорить, Незнакомка. В таком месте, как Джонс-колледж, это очень пригодится.
Мы замолкаем, Макс отворачивается к окну, музыка становится громче. Что-то современно-сладкое по радио. Оно липнет к зубам и оставляет во рту приторную вязь. С детства не могу терпеть эти трогательные песенки о любви. В них обычно нелепый набор пустых слов.
Лос-Анжелес тает жарким маревом позади. А океан за окном кажется бескрайним. Но вскоре машина увозит нас и от него. Всё глубже и глубже в тенистый лес.
Завидев впереди кованные ворота с табличкой «Джонс-колледж», я поворачиваюсь к Максу и говорю:
— Прости меня. На самом деле, ты, на удивление, понимаешь многое. Что пугает, к слову. А ещё... Иной раз ты смотришь так, словно видишь меня насквозь. — Я обнимаю себя руками, жалея о последних словах, и коротко улыбаюсь: — А людям... В смысле, девушкам, нужно иметь свои тайны. Ну... Чтобы парням, вроде тебя, было, что разгадывать.
Я свожу свои сбивчивые извинения в нелепую шутку, — я так всегда поступаю, когда мне неловко, — но Макс не улыбается. Машина въезжает в ворота и вскоре останавливается. Всё это время Макс удерживает мой взгляд, словно под гипнозом, а затем неожиданно подаётся вперёд и выдыхает:
— Я намерен разгадать все твои тайны, Незнакомка.
