Почему-то перед глазами всплывает утренняя картина, когда Мирон был очень даже обходителен и мил с девушкой из универа. Явно демонстрировал умение быть нежным, ласковым и не таким агрессивным, как в случае со мной.
– Ведёшь себя… как дикарь, – выплёвываю на выдохе, уже прилично осмелев.
Но когда Мирон, нервно потянувшись к вентилю, открывает кран, и первые струи ледяной воды обрушиваются мне на голову, моё упорство даёт слабину.
Выбери он для наказания тёплую воду, я бы не возражала, но торчать под прохладным напором, мне не нравилось. Во мне с новой силой начинает подниматься бунтарский дух.
Мне хочется ему противостоять и делать безрассудные поступки, даже если потом придётся пожалеть.
– Окей, – отплёвываясь от воды, вскрикиваю, стараясь перекричать её шум.
Импульсивно выставляю руки. И вместо того, чтобы закрыться ими от хлёстко бьющих по лицу капель, хватаюсь за пояс брюк. Рывком притягиваю Мира к себе, нарочно вставая под душевой распылитель.
– Тебе тоже не повредит смыть с себя негатив.
Задрав голову, моментально встречаюсь с чёрной бездной зрачков, вокруг которой всполохом разливается ярость. Опускаю взгляд, следя за тем, как крупные капли стекают по рассерженному лицу. Задерживаюсь на губах, сжатых в тонкую, почти посиневшую от напряжения линию.
– Ты попала, Стасик! – хрипло тянет Мирон, пытаясь увернуться, шагнуть к стене и больше не мокнуть.
– А ты, кажется, попутал тёплое с мягким, – ещё крепче стискиваю пальцы, засунутые в шлёвки его брюк. Сдерживаю попытки Власова отстраниться. – Я ничем не заслужила твоей ненависти. И моё появление в доме твоего отца, – я нарочно делаю акцент на том, что дом не принадлежит Мирону, а значит, не ему тут устанавливать правила и утверждать кому тут место, а кому нет. – Никаким боком не касается того разлада, что случился у тебя с твоей мамой. Я не заслуживаю того, чтобы ко мне испытывали неприязнь только потому… – делаю паузу, собирая всю смелость, на которую только способна и говорю, почти касаясь влажных губ. – Что я девушка, а ты обижен на всех женщин из-за предательства матери. Мне жаль, что твои родители развелись и в новой жизни твоей матери нет места…
– Заткнись, – зло перебивает Мирон.
Его пальцы жёстко хватают мой подбородок. Воздух, вырвавшийся вместе с горьким приказом, опаляет мои губы, но я неосознанно иду ва-банк.
Обхватываю ладошками мокрые щёки Мира и дерзко его целую, заставляя нас обоих замолчать.
Меня трясёт от дерзости, которую я совершаю, поддавшись непонятным эмоциям.
Чего я хочу добиться этим поцелуем? Хочу заставить Мирона замолчать или осушить его боль, так очевидно сквозящую во всём его поведении? Или просто делаю это, потому что он вопреки здравому смыслу, стал мне симпатичен?!
Мои пальцы нервно подрагивают. Хаотично скользят по щекам. Очерчивают овал лица. Касаются заострённых скул и чёткой линии челюсти, переходящей в упрямый подбородок.
Мне нравятся мягкие и тёплые губы Мирона, которые буквально обжигают своим откликом и впитывают дрожь от принимаемого нами холодного душа. И в поисках ещё большего единения прижимаюсь сильней к крепкому торсу.
От проявленной смелости сердце заходится в бешеном ритме, а от предвкушения последствий, которые меня ждут позже, замирает в груди. Не желает биться, словно впитывает в себя всю прокатившуюся по телу эйфорию.
Мне никогда не хватало уверенности в себе, а встреча с Мироном опустила мою самооценку ниже плинтуса. Но несмотря на это, я рискнула, будто бросилась в омут с головой.
