– Проваливай.
Не дожидаясь, пока я хоть немного оботрусь, выталкивает в комнату и запирает за мной дверь.
– Да пошёл ты! – хлёстко выплёвываю в пустоту, зная, что Мирон уже меня не услышит. А жаль!
Стою не двигаясь, глотая обиду с привкусом сожаления.
Какого чёрта я вообще полезла налаживать связь с тем, кто люто всех ненавидит? Наивная дурочка…. решила повлиять на эгоиста маленькой порцией ласки. И поделом мне.
От добра, добра не ищут! Но я, видимо, об этом забыла!
Высокий ворс ковра, быстро впитав стекающую воду, становится мокрым под моими ногами. Боясь испортить несомненно дорогое покрытие, спешу к столу. Наспех раздеваюсь. И оставшись в одном белье, обматываюсь полотенцем.
С волос на плечи всё ещё стекает вода, оставаясь на коже напоминанием о случившемся. Меньше всего на свете мне хочется испытывать симпатию к такому дрянному парню, как Мир, но выходит всё с точностью до наоборот.
Он словно наваждение, которое путает мысли и смешивает все эмоции в обжигающий коктейль Молотова. Мне стоит научиться игнорировать Власова и вовремя затыкать свой гуманизм, и не порываться искать Мирону оправданий.
Заставляя себя, больше не думать о произошедшем, переодеваюсь в сухую одежду. Стягиваю всё ещё влажные волосы в тугой хвост. Высушить их нет возможности. Ванная комната запрета, да и снова встречаться и вступать в конфликт с Мироном, не горю особым желанием. На сегодня хватит боевых действий.
Перед тем, как покинуть спальню и отправиться убирать беспорядок на кухне, я высовываюсь на балкон. Он общий для смежных комнат и имеет два выхода, поэтому я осторожничаю. Осматриваюсь и замечаю, что в соседней спальне темно. Только из моего окна сквозь незадернутую штору падает тусклая полоска света, позволяющая рассмотреть в вечерних сумерках расположение мебели. И не наткнуться на что-нибудь ненароком.
Крадучись иду к низкому столику. Развешиваю на ротанговом кресле мокрые вещи, стараясь не шуметь. Как только появится возможность, унесу их стирать. Не хочется сейчас попадаться маме на глаза с ворохом одежды, вымокшей насквозь.
Спустившись на первый этаж, решаю миновать столовую, наполненную голосами. Монотонный мамин сменяется до сих пор рассерженным голосом Артура Сергеевича. Она тщетно пытается его успокоить. Но судя по интонации, с которой говорит Власов старший, мама плохо справляется со своей задачей.
Либо Артур Сергеевич, уставший от выходок сына больше не может себя контролировать. Я слышу его повышенный тон за всё время нахождения в этом доме лишь второй раз. До приезда Мирона он не был таким вспыльчивым. И хотя я сама страдаю от поведения и незаслуженных тычков со стороны Мира, мне всё же больно наблюдать за конфликтом между отцом и сыном.
Но вмешиваться в разборки семьи, чьей частью я пока не являюсь, не стоит.
– Они дети! – подытоживает мама. – И их конфликт вполне ожидаем. Не стоит так строго, Артур.
– Мирон перешёл все границы и я не намерен мириться с его… – осекается, словно подбирает слова. – Ревностной и глупой реакцией.
– Он твой сын и ему нужна поддержка, – не унимается мама, а мне становится и стыдно за очередное подслушивание, и немного завистливо, от того с какой горячностью она становится на защиту Мира. – Пойми ему тяжело. Ему нужно время.
В полном смятении прекращаю трусливо "греть уши". Тихонько скрывшись на кухне, принимаюсь за уборку. Отмываю со столешницы успевшие подсохнуть пятна клубничного сорбета. Выбрасываю в ведро остатки мороженого. Мою фасады шкафчиков, куда оно умудрилось долететь.
