– Ух ты, привет-привет! – слышу в ответ грубоватый голос парня, стоящего ко мне ближе всех. – Новенькая?
Не могу сразу найти никаких слов, лишь растерянно киваю. Продолжаю коситься на Власова, не в силах обратиться именно к нему. Пересохшие от волнения губы не слушаются, а язык прилипает к нёбу.
Чёрт! Я выгляжу глупо, а чувствую себя ещё хуже.
– Ну не молчи, малышка. Тебе нужна помощь? Так ты по адресу, – сально улыбнувшись, парень норовит встать теснее ко мне.
Плечом коснуться моего плеча и лениво тронуть кончики пальцев, которыми я неосознанно перебираю страницы тетрадей.
Мне кажется, я краснею и бледнею одновременно. Вижу, как Мирон напрягаясь, следит за каждым движением своего знакомого. Играет желваками на заострившихся скулах. Сжимает некогда расслабленную ладонь в крепкий кулак.
– Выбирай любого, каждый будет счастлив помочь такой аппетитной …
Внезапно Мир срывается. Резво спрыгивает с подоконника и хватая за локоть, тянет подальше от своей компании.. от их возбуждённого куража и колкого подшучивания над ним, и тем, как он всполошился с моим приходом.
– Чего тебе? – оттесняет к стене, продолжая пальцами стискивать мой локоть, не причиняя боль, но не давая высвободиться.
– Какой же ты приветливый!
Прячу за сарказмом растерянность. Внутренне радуюсь, что мы остановились немного в отдалении от студентов, разбившихся на компании по интересам. Так хотя бы уменьшается вероятность, что наш надвигающийся скандал будет услышан посторонними.
– Чего тебе? – повторяет как заведённый, чеканя каждую букву.
– Я принесла твои конспекты.
Опускаю глаза на свои же пальцы, цепко до побелевших костяшек, стискивающих стопку тетрадей.
– А я просил?
Вместо спасибо грубо задаёт вопрос. Я задыхаюсь от его невежества и неспособности просто благодарить.
– А для добрых дел не нужно разрешение.
Упрямо вскидываю подбородок, показывая Мирону, что больше не намерена терпеть его злобные выпады.
– Ты много на себя берёшь, Стасик! – уже напряжённо хрипит, теряя терпение. – Живёшь в доме моего отца, шаришь в моей комнате, берёшь без спроса мои вещи.
– У меня хорошие учителя, – отвечаю в той же язвительной манере. – Которые пробираются на балконы, нападают в тёмной подворотне и воруют…
– Остынь, – перебивает на полуслове и резко выхватывает тетради. – Ценную вещь я вернул, радуйся.
– Ты обещал, что вернёшь кулон, это намного ценнее для меня, – по привычке тянусь к ямочке между ключиц, где ещё совсем недавно на цепочке висел папин подарок.
– Нет, я не обещал, – впечатывает ладонь в стену левее от моей головы, приближается, устрашающе впиваясь в меня взглядом. – Я сказал, что попробую его вернуть. Чувствуешь разницу?
– Чувствую, – шумно сглатываю, пугаясь разительной перемены в поведении Мирона. Ещё вчера спокойный и в какой-то мере мирно настроенный Власов, не грубивший и не пытающийся сорвать на мне зло. Сейчас ведёт себя как обычный засранец. Снова запугивая и грубо стирая из памяти всё хорошее, что я успела в нём разглядеть. – Но мне показалось, что ты был искренен в своих словах.
– Тебе показалось. Вчера я был немного не в себе, – морщит лоб, и пластырь, заботливо приклеенный мной на его бровь, отлипает с одной стороны. – А ты уже, как наивная албанская школьница напридумывала в своей голове бреда. Спутала пьяные бредни с флиртушками. Ничего подобного в моём посыле не было.
Я ошеломлённо моргаю и стараюсь уложить в голове услышанное.
