— Ладно, — ухмыляется Третьяков.
— Прощаю тебя за вторжение.
У меня даже нет сил
предъявить ему за мое полотенце, я будто язык проглотила. Третьяков поворачивается
к кровати и сдергивает с себя этот кусок ткани, чтобы надеть трусы. Мои глаза
лезут на лоб, я вижу его неприкрытую задницу.
— Ты че, вообще?! —
взвизгиваю, поспешно отводя взгляд. — Я же все еще здесь!
— Знаю, — лыбится он, и
абсолютно точно таращится мне в спину. — Просто думал тебя немного порадовать.
— Твоя голая задница не
повод для радости!
Он смеется, и мне
почему-то это льстит, хотя у меня вообще не было цели его веселить.
— Кстати, твой гель для
душа просто умопомрачительный, — вновь заговаривает он. — Этикетка не наврала о
том, что он заставит мою кожу сиять. Я и впрямь будто заново родился.
Наплевав на
обстоятельства, обращаю к нему злобный взгляд. Но все же хорошо, что он теперь
в трусах.
— Что? — цежу сквозь зубы.
— Тебе знакомо слово «границы»? Если этот гель мой, то он точно не предназначен
для тебя!
— Но я пахну малиной.
Зацени.
Он делает ко мне шаг,
выпячивая вперед грудь. От страха я пищу что-то нечленораздельное и ловко
проплываю с боку от него, а затем вылетаю за пределы комнаты, с грохотом
закрывая за собой дверь.
— Больной извращенец, —
шепчу себе под нос, при этом ощущая, что мне не помешал бы приезд скорой
помощи. Кажется, у меня тахикардия.
Когда я вернусь домой мне
следует кинуть свое полотенце в стирку, чтобы очистить его доброе имя, хотя
порошок вряд ли с этим справится. Ну да ладно, это все потом, сейчас мне нужно как
можно скорее привести себя в порядок и убежать в универ.
Это оказывается не так
просто. Сумку я, конечно, собрала, но вот находиться в ванной после Третьякова
оказалось выше моих сил. Все стены пропитались не гелем с запахом малины, а
кедром. Черт бы его побрал! Еще никогда я не принимала душ так быстро и не
тратила на чистку зубов меньше минуты. Самым раздражающим моментом оказалось
то, что синее полотенце Третьякова преспокойно висело на своем месте. Какого
хрена он все это устроил? Ненавижу! Я с гневом срываю его полотенце с крючка и
обматываю им волосы.
— Тебе сегодня ко второй?
— спрашивает Третьяков, как только я открываю дверь ванной и выхожу в коридор.
От неожиданности я дергаюсь. Он что, теперь всегда будет стоять у меня над
душой? Ему не хватило вчерашнего эпизода, и он решил продолжить?
Я скрывалась от него в
ванной целый час, а он сидел под дверью и пытался говорить со мной, кидая похабные
фразы по типу: «Ди, хватит играть в прятки. Я знаю, где ты, так что это
бессмысленно. Если из-за моего голого торса ты перевозбудилась и тихо развлекаешься
там сама с собой, то дай хотя бы посмотреть». А потом и вовсе выдвинул мне
встречное условие и сказал, что раз его гадюке нельзя приходить к нам домой, то
и Антону здесь дверь никто не откроет. Безмозглый демон!
— Какая тебе разница? —
фыркаю я, изо всех сил пытаясь держать дистанцию.
— Я хотел поехать с
тобой.
Он мило улыбается,
пытаясь запутать меня. Он не милый. Третьяков точно что-то
задумал, только не пойму что.
— Нам не по пути, —
дерзко заявляю я, срывая с головы полотенце и хватая фен.
— А по-моему, очень даже,
— продолжает он. — Я бы вообще сказал…
Дальше его слова
слепляются в неразборчивый бред, потому что я начинаю сушить волосы. Ни о чем
не жалею, я так и хотела. Не собираюсь его слушать. Но ему, похоже, вообще по
барабану. Он все это время стоит на месте и просто смотрит на меня, ожидая,
когда я закончу.
