– Он тебя в тьму таракань собирается увезти, видите ли, к бабушке Оле…
– За-ме-ча-тель-но! Мы там несколько лет не были. Гениальная идея! Пойду собирать вещи…
…Они уехали к маме Владимира, рыбачили на реке, загорали, пили свежее молоко и ели яички из-под несушки. Спали с Зоей вдвоем, без дочки, на сеновале. Владимир любил жену каждый день, бывало – по несколько раз за ночь. Она стала стройная, худенькая, загорелая, коротко остригла волосы, почти смогла распрямить их от завитушек, и, если надевала косынку, то ничем не отличалась от местных русских баб.
– Хочу выкрасить волосы, стать блондинкой… Не возражаешь? – Спросила как-то жена.
– Возражаю… Зачем ты подстраиваешься под местных? Глупенькая, я люблю тебя такую, какая ты есть… А, впрочем, делай, что хочешь! У нас с тобой – «ночи разврата»!
– Тебя уже Иришка ревнует ко мне, замечал? Ты бы поласковее с ней…
– Ни фига себе… А я и не знал этого! Ну, женщины, ну порода?
После лета 85 года Зоя объявила, что она беременная. Она радовалась, как ребенок, говорила, что это Господь услышал ее молитвы. Это Он дает еще один шанс, скрепил ее дух, придал ей силы. Теперь она, вон, какая крепкая, загорелая, статная, и что родит она легко и просто.
Так все и произошло. Рожала она в местном стационаре, где были совмещены и больница, и поликлиника, и фабрика-кухня для приготовления детского питания. Бабушка Оля, сама медик, не отходила от Зои. Девчонка родилась крупная, белая, длинноногая, волосики пшеничного цвета, глаза – светло-серые, почти голубые. Господи, как радовалась Зоя:
– Она в вашу породу, – говорила жена Владимиру, а сама светилась счастьем, – в истинно – русскую породу Стасовых!
Назвали дочь Еленой, в честь бабушки Владимира – Елены Евлампьевны Стасовой, первой подержавшей на руках правнучку. Ну, а поскольку в семье сошлись две Елены, то младшую как-то потихоньку, незаметно для всех, стали называть Алёной.
Москвичи прислали телеграмму, поздравили, правда, довольно сдержанно, с рождением дочери, приглашали приехать, поскольку Зоина кооперативная квартира стояла пустой. А Владимир Иванович Стасов к этому времени уже успел дослужиться в местном индустриальном техникуме до должности директора. Зоя пошла учителем в школу, оставив девочек на бабушек – Олю и Елену. Ее английский и французский языки были безупречными, об этом говорили все не только в школе, но и в городе. Будущие абитуриенты записывались к ней за год, и она практически никому не отказывала, при этом, не переставая, говорила, что в школе она ничуть не хуже объясняет предмет. Денег Зоя не брала, эта была закрытая тема, чем вызывала явное неодобрение со стороны других репетиторов.
Так семья Стасовых врастала в среднерусские просторы с их небыстрыми и неглубокими реками и речушками, с ужением рыбы, травными покосами, сеновалами и парным густым молоком. Девчонки росли, как на дрожжах, ухоженные, сытые, крепкие. Иришка – со смоляными волосами, завитыми в крупные кольца, Алёна – пшеничная, почти голубоглазая, чуточку длинноногая, похожая на кузнечика.
Когда старшая дочь пошла учиться в местную школу, москвичи-родители-дед да бабка – поняли, что внучек им не видать, как собственных ушей. Во тьму таракань приехала бабушка Есфирь (та самая Фира), врач-психиатр, еще крепкая и любвеобильная женщина. В это время за ней ухаживал то ли седьмой, то ли восьмой претендент в мужья. Она сразу подружилась с бабушкой Олей, физиотерапевтом местного разлива, потом долго тискала девчонок, провела им полное обследование на предмет наличия и отсутствия всего женского. Увиденным она осталась весьма довольна. Особенно ей понравилась русская Алёна. «Это – уникум, это надо изучать, это чудо Господнее! Стасова Елена Владимировна, русская по отцу, еврейка по маме… Я более русской девчонки не видела. Я свожу ее в Израиль, там все лягут от зависти и не встанут. Оля, вы дадите мне ее на месяц-другой?».
