– Так, может быть, Вам надо… – робко начал один из придворных.
– Надо сказать охотникам, пусть прекращают, – перебил государь. – Птица в небе хороша, а не на блюде.
Митрополит, сидящий рядом, засопел. Растерянно уставился на государя. Пухлой рукой приподнятая вилка с черенком из горного хрусталя задрожала возле ароматной лебединой корочки: сверкающие зубцы потыкали по донышку, поклевали по стенкам агатовой посуды. Пустая вилка мимо рта поехала – чуть не воткнулась в ухо митрополита.
Глаз не выткните, ваше святейшество, – заметил государь.
Ась? – Митрополит смутился, вилку отложил.
Кушайте, кушайте. – Царь вздохнул, поднимаясь.
А вы?.. Куда же вы?
Святогрустный венценосец помолчал, глядя в пол.
Аппетита нету. Извините, что заставил ждать.
3
Восходящее солнце уже ярко било в глаза, полным кругом обозначившись над горами. Царь поднял десницу – подломил некрепкие лучи. Залюбовался лебединой стаей. (Это была уже другая, многочисленная).
Гортанными криками наполняя долину, птицы величаво и стройно уходили за Хрусталь-реку. Широкий клин рассыпался белою цепочкой и пропадал в рассветных туманах, окутавших берег.
Неподалеку стоял Звездочёт Звездомирович. Ждал удобного момента для доклада.
Царь видел краем глаза – повернулся к нему и спросил:
– Как дела? Всё в порядке?
Звездочёт замялся.
– Так-то да… А так-то нет.
Государь улыбнулся одними губами; глаза оставались серьезными.
Ответ, достойный дипломата, а не Звездочёта. Ну, говорите! Что? Что такое?
Тринадцатый знак Зодиака над нами…
Тринадцатый? Это который? Напомните.
Змееносец!
– А-а, вспоминаю… Идите… Хотя, нет. Минуточку.
Святогрустный венценосец понимал, что знаки Зодиака существуют только в воображении. И все-таки настроение было отравлено. Юный цесаревич – старший брат – был зарезан много лет назад во время открытия на небе тринадцатого знака Зодиака. Можно было думать, что это лишь совпадение… Но… проклятый Змееносец не первый раз уже дает знать о себе самым нехорошим образом.
И вдруг возникло непонятное желание: увидеть того преступника, поднявшего руку на цесаревича.
Где он? – Царь объяснил, о ком речь.
На Столетних Стонах.
А это что? Напомните.
Рудник. В тайге.
Живой ли он? Разбойник-то? Звездочёт глядел на небо. Спохватился.
А? – сказал, вздрагивая. – Живой? Не знаю. Можно туда послать гонца.
Не надо. Просто вспомнилось.
Вряд ли живой, – рассуждал Звездочёт. – Каторга все-таки… Да и времени сколько прошло!
Да, да… А как он прозывался?
Разбойник-то? Самозванцев, кажется, фамилия. Самозванец, короче.
Ну, конечно. Как я мог забыть?
Над крышами царских палат опять зашелестели крылья перелетной стаи.
И вдруг послышался поющий странный звук, нарастающий со стороны перевала.
Царь Государьевич насторожился, глядя в небеса.
– Наконечник поющей стрелы, – подсказал Звездочёт. – Мы называем её «Стрела Умерлана», потому что от неё всё время кто-нибудь да умирает.
Пошевелив нахмуренной бровью, царь негромко пробормотал:
Интересно, кто на этот раз?
Лебедь. Здесь и думать нечего. Как только вы скачали не стрелять лебедей, так сразу же над перевалом заблестел наконечник поющей стрелы.
Почему?
Да так она устроена, чертовка. Свою силу и власть постоянно доказывает. Кого хочу, мол, того и казню. Вы – царь на земле святогрустной, а она – царица на земле и в небесах.
И никак нельзя призвать её к порядку?
Пробуем.
Плохо пробуете, если она до сих пор тут хозяйничает.
