«Да-а, чудные здесь творятся дела…» – подумал про всё это Яван, а потом головою покачал, чего-то под нос себе пробурчал и далее сторожить почал.
А старуха в то самое времечко – скр-и-ип! – в домик-то и заходит. Как узрели её эти до́лбни, – струхнули очень: рожи у них от неожиданности повытянулись, глаза повыпучились, а челюсти поотвисли. Сперва-то и слова вымолвить они не могли, а потом очухались малость да как замашут на гостью незваную руками: ничего-де нам от тебя не надо, и питьё это твоё – ну его к ляду! Дай ты лишь душам нашим покою, а то бо́шки аж раскалываются с перепою!
Ага, счас! Ведьма старая никакого внимания на братьёво бурчание обращать не собирается, а лишь усмехается да поближе к ним подбирается.
Подошла и захихикала эдак ехидно, коварная ехидна.
– А я вам, голуби вы мои, – говорит она им, – ничего пить-то и не предлагаю. Зато у меня в сумке для вашего самочувствия одолень-трава имеется благая. Вы её возьмите, подожгите да дымочком ейным окуритеся – круче вас не найти будет витязей! Боль в головушках ваших в один миг пройдёт, и така на души благодать снизойдёт, что ни вздумать, ни взгадать, ни в словах не передать!
И подсовывает стражам поражённым пучище травы сушёной.
А братовья от страху назад аж подались, траву ведьмачью разжигать не желая. Тогда старая сама её подожгла, пыхнув изо рта струёй огненной, и враз розовый дым всю избушку наполнил. Братья дымок ядовитый понюхали – у-у-у! – не соврала старуха: вещица-то забориста. А сами сопят, дым пахучий в себя тянут – благодать ощутить чают. Да только, оказывается, разум в душах отчаянных с каждым вдохом лишь помрачают… Не дюже много времени протекло, как буркалы у оболтусов закатилися, и оба они со стеклянными взорами на пол повалилися. Вчистую, куряки, повырубились!
А река эта, Смородина, потухла уже той порою. Да и мост остыл – путь вроде как стал свободен с пекла, значит, на родину. Само собою и наоборот – освободился как бы проход. Привстал Ваня со своего камня, вгляделся в мрачную даль, прислушался… Да нет, вроде всё тихо. Может, думает, и не так всё лихо…
И вдруг, откуда-то издаля́, навроде как конский топот послышался. Точно, топ – всё ближе эдак и ближе… И минутки не минуло даже, как с той сторонушки земля задрожала, облако пыльное на глаза Ванины набежало, и весь почитай обзор пылища густая ему застлала.
«Ох и страшное, наверное, чудище-юдище сюда приближается!» – Яван про себя смекает и от волнения с ноги на ногу переминается.
Тут пыль маленечко порассеялась, и видит Ванюха с удивлением, что подскакивает к Смородине на вороном скакуне воин странный в чёрных доспехах. Да один-то одинёшенек, без сопровождения всякого: без собаки, и без какой бы то ни было вороняки. Остановился рыцарь возле реки, головою покрутил, огляделся кругом, словно встречи ожидал с неким врагом, а потом решительно на мост взъехал и с гордым видом дале поехал.
Пригляделся к гостю новоявленному Яван. Хм, думает – ратник вроде как ратник: росту обыкновенного, выгляду по-адски надменного – только чёрные доспехи цветными огнями на нём переливаются, да маска железная под шеломом блестящим рисованными зубами скалится… И то сказать, не на прогулочку, видать, выехал наездничек сей лихой, а на смертный и ярый бой, и для того он в левой руке копьё таранящее крепко держит, а в правой палицу шипастую сжимает, да ко всему вдобавок мечик в ножнах на поясе у него висит. Во, значит, как вооружился, паразит!
