И вдруг ворона чуть ли не над головою у него как каркнет! Обернулся охотник наш машинально, а конь его в этот миг возьми и споткнись. Полетел царь вперёд через голову, копьё выронил из уставших рук да прямо в трясину – плюх! Дёрнулся он в горячке отчаянной, да куда там – ещё больше застрял-то.
Побарахтался Правила слегка, побарахтался и от этих попыток пустых аж по грудь в болотную жижу он погрузился, а через времечко недолгое – по самые плечи широкие. А ухватиться-то ему не за что: ни коряги кругом, ни дерева, ни кусточка… Испугался царь, закричал, на помощь звать почал – а ни души кругом. Только ворона зловеще невдалеке закаркала, да филин-пугач где-то заухал.
Жутко стало Правиле, совсем тут упал он духом.
И вдруг слышит несчастный царёк – топ-топ-топ! – кто-то по болоту к нему идёт. Пригляделся он малость и видит в лунном сиянии, что это чудище невероятное к нему приближается, само навроде человека, да уж больно на вепря смахивает – свинячья у него харя: глазёнки маленькие, недобрым огнём полыхают, а зубищи большие, в усмешечке хитрой скалятся.
Подходит чудище к царю утопающему неторопливо, усмехается сызнова криво и веточку тонкую ему протягивает. Ухватился за ветку негодящую бедняга, и еле-еле на поверхности он удержался, только голова да рука наружу торчат.
Хохотнуло чудище бессовестное и насмешливей некуда заявляет:
– Ну что, Правила-царь – моя взяла! Тут тебе и погибнуть смертью безвременной, ежели не спасу я тебя по прихоти по своей…
– Так спасай, чего время тянешь! – воскликнул в отчаяньи увязший царь.
– Э, нет, царишка лукавый! – возразил хряк. – За просто так я тебя вызволять из дрягвы не дурак. Пообещай Явашку Говяду и его братьев в пекло послать за дочкой Чёрного Царя Борьянкой – и будешь жить, не тужить. Ну а ежели нет – то привет!
Сильно взъярился Правила на этого нахала.
– Да как ты смеешь, морда ты поросячья, – он вскричал, – такую гадость мне, царю православному, предлагать! Да я тебя!..
А тут веточка в руке несчастного – тресь! – и надломись. Ещё глубже царина угряз в трясину, захлёбываться даже начал.
– Хм! – ухмыльнулся нечистый хряк. – Ну, как знаешь… Ты – царь, тебе и решать… Хошь – живи, не хошь – тони. Вольному воля…
Понял тут Правила отчётливо, что вот-вот он утонет, и до того ему вдруг жить захотелось – ну прямо страсть. Не нашёл он в сердце своём смелости умереть как мужчина, испугался он кануть в пучину вязкую; духом, понимаете, царь сломался и на крючок чертячий попался. Не выдержал, короче, испытания.
– Ладно, ладно! – прохрипел он, сдаваясь. – Чёрт с тобою – согласен!
– Э, не-ет! – рявкнул хряк издевательски. – Давай-ка договор полюбовный с тобой подпишем, как полагается. Кровью твоей подпишем, чтоб уж не отвертеться!
И вынает откуда-то из-за спины чёрный-пречёрный свиток. Разворачивает его свинячина, а там светящиеся начертаны письмена – и такие-то странные! – так и горят во тьме ярким пламенем да дымищем едким чадят.
Прокусил хряк острыми клыками Правилин палец, приложил к свитку чадящему кровоточащую ранку, а потом ухватил увязшего царя за шкварник и на берег его выкинул, словно котёнка маленького. И покуда царина грязный на ноги, скользя, поднимался, сгинуло свиноюдище поганое невесть куда, будто и не было его там никогда. Только палец да совесть уязвлённые у Правилы саднили малость, а остальное – сном ему кошмарным показалось.
