Он вопросительно глянул на меня, потом посмотрел на виолончель:
– Особой ценности виолончель не представляет, но это хороший инструмент. Заберите ее!
– Где она жила в Берлине? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Она бросила виолончель по вашему совету?
– О нет! – Он даже испугался. – Но я откровенно сказал ей, что великой виолончелистки из нее не получится и что концертировать она не сможет.
– Как бессердечно! – дерзко сказал я.
– Это было необходимо!
– Вы лишили ее всего!
– Напротив, я вернул ей мужество! – тихо проговорил он.
– Мужество? Для чего?
– Чтобы стать самой собой.
– Дина всегда была самой собой!
Мы смотрели друг на друга. Его усы были похожи на смешных лохматых зверьков.
– Скажите, вы хорошо знали эту женщину? – спросил он. – Должно быть, вы близкий ей человек, если она подарила вам виолончель.
Я отметил эти слова, но не удивился. Значит, Дина не говорила обо мне. Скрыла все о своей прежней жизни. Не воспользовалась именами Андерса или Иакова. Она просто растворилась в центре Берлина и назвала себя фрау Меер.
Он подумал, что я не понял его, и повторил:
– Скажите, вы хорошо знали Дину Меер?
– Нет, не думаю, – ответил я и тут же понял, что это правда.
– Так кто же вы ей? Родственник? – спросил он.
– Да. Скорее друг…
– Для друга вы слишком молоды.
Я почувствовал себя глупо.
Мы молча пили вино.
– По-моему, вам надо решить, кого вы ищете – виолончель или женщину, – медленно проговорил он.
– Виолончель, – спокойно ответил я.
– Ну вот вы ее и нашли.
– Вы знаете еще что-нибудь о Дине?
Он покачал головой и улыбнулся. Я почувствовал раздражение. Мне показалось, что он надо мной смеется.
– Она ведь и вас тоже бросила? Правда? – с удивлением услышал я собственный голос.
Он вдруг как-то изменился. Какая-то тень мелькнула в его глазах, чуть заметно шевельнулась рука. И я понял, что моя догадка верна. Она уехала от него.
– Почему вы решили, что у нас были близкие отношения? Ведь я старый человек, – сказал он с улыбкой.
– Не знаю.
Он снова улыбнулся:
– Подобные заключения делают только по молодости. Понимаете… Они приходили ко мне и уходили. Мечтали о славе. Так же как и я в молодые годы. Одни попадали ко мне своевременно, но у них не хватало таланта или воли, необходимой для самоотречения. Другие обладали и талантом, и волей, но попадали ко мне слишком поздно. Третьих уводила в сторону жизнь.
– Что вы имеете в виду?
– Все что угодно – семью, отсутствие денег, любовь или какое-нибудь другое безумие…
– Что же остановило Дину?
– Прежде всего то, что она начала слишком поздно. Чтобы стать виртуозом, руки должны быть мягкими, как воск, и в то же время надо обладать железной волей. Но самое главное – нельзя тосковать по дому и таить в сердце скорбь.
– Это вы про нее говорите?
Он промолчал, не сводя с меня глаз.
– Почему же тогда она не вернулась домой?
– Этого я не знаю, – быстро ответил он.
Не слишком ли быстро?
– Вам что-нибудь известно?
– Она была не из тех, кто доверяется первому встречному.
– Но ведь вы не были для нее первым встречным? Вы были ее другом, учителем.
– Это не то же самое, что быть доверенным. Что вы надеялись узнать от меня?
– Где ее можно найти?
– Очень жаль, но вы обратились не по адресу, – со вздохом сказал он.
Через несколько минут Майер вынул из кармана часы и сказал, что скоро к нему придет ученик. Потом встал и снова кивнул на виолончель.
Когда мы вернулись в прихожую, он дал мне свою визитную карточку.
