– Эй, малец, можешь вздремнуть, – крикнул мне Жульба, хлестнув старую кобылу. Лошадка рванула вперед, но тяжесть груза замедляла ее. Колеса вязли в грязи, и каждый поворот дороги становился испытанием для старой лошади. Она продолжала тянуть повозку вперед, несмотря ни на что. Мы постепенно удалялись от деревни, оставляя позади сонные дома, сопровождаемые редким кукареканьем петухов и лаем собак.
Тишина окутывала меня, нарушаемая лишь приглушенным шёпотом Жульбы с Генри да редким скрипом колес. Ничто не мешало мне предаться сладкому забытью. Сон накрыл с головой, как тёплое одеяло, и в его объятиях перед моим взором предстал волк. Его глаза горели, словно два огненных угля, гипнотизируя меня, заставляя сердце колотиться быстрее. Что заставило его отступить? Возможно, страх перед человеком, а может быть, что-то более таинственное? Странным было то, что я чувствовал в тот момент. Внутри меня бурлили страхи, отчаяние и злость, переплетаясь в единый клубок. Казалось, я действительно был готов сразиться с ним. Вопросы роились в моей голове, но ответы я не находил. Я тщетно пытался найти хоть какое-то разумное объяснение происходящему, однако истина каждый раз ускользала.
Сон был неспокойным, я чутко ловил каждый звук вокруг. Солнце уже поднялось высоко, грозя залить землю палящим жаром, но размытая дорога оставалась неприветливой. Лошадь тяжело ступала по грязи, а повозка время от времени съезжала на обочину. Если бы дорога была более сухой, до города мы добрались бы гораздо раньше.
Перевернувшись на другой бок, я подтянул колени к груди. Одна рука затекла, но так было легче защитить голову от беспрерывной тряски.
– Проклятый дождь, прошел же мерзавец, да не вовремя! – возмущался Жульба.
– Ничего, – протянул Генри. – Урожай будет целее. Земля иссохла вся.
– А в прошлом году было ещё хуже. Ныне Бог милостив к нам.
Голоса их то затихали, то снова звучали в моём сознании. Мне удалось полностью расслабиться, несмотря на резкие толчки повозки. Солнце разгулялось вовсю. Я пожалел, что не прихватил нелепую шляпу, которую так ненавидел. Пусть она и уродлива, зато всегда спасала меня от беспощадных солнечных лучей.
Ближе к полудню мы свернули с главной дороги в сторону леса. Лесная полоса тянулась справа вдоль нашего пути, и именно туда Жульба направил лошадь. Заметив подходящее место под раскидистым старым дубом, он бодро приказал всем слезать.
– Тенек сейчас не повредит, – сказал он, соскакивая с повозки и обошел лошадь. – Я её напою. Вы отдыхайте.
Однако отдыхать пока было рано. Генри поручил мне достать из мешков всё съестное, а сам, бурча себе под нос, отправился собирать сухие ветки для костра. Он исчез среди деревьев, а я поспешно начал выкладывать наш обед. Там были лепёшки, копчёные рёбрышки барашка, клюквенный пирог и закупоренная бутыль молока.
Жульба напоил лошадь и, глядя, как та принялась щипать траву, направился к нам. Схватив у меня кувшин, он откупорил его и, запрокинув голову, сделал несколько жадных глотков.
– Кислить начинает, – хмыкнул он, подавляя смешок. – Надо успеть допить, а то придётся ещё раз останавливаться. – Протянув мне кувшин, добавил: – Давай, парень, пей!
Я взял кувшин, а Жульба подошёл к повозке и, отодвинув полог, начал рыться в одном из ящиков. Через минуту в его руках оказались три крупных, сочных помидора, которые он аккуратно выложил на траву возле меня.
