Но вопросы рождались у медвежонка, наверное, везде: в голове – она от этого иногда кружилась; в животе – от этого живот иногда ворчал; даже в лапах – они от этого чесались. И ещё где-то, непонятно где.
– А кто такие «морозы»? – опять спросил медвежонок. В его представлении это получались какие-то свирепые большие медведи, которые почему-то придут вместе с зимой и ударят.
– Нет, это не большие медведи. Их тоже ударят морозы, если они вовремя не спрячутся в берлогу. Вообще, морозы ударяют всех, даже деревья в Лесу. Просто зимой становится так холодно, что всё у тебя будет болеть: и голова, и ноги, и животик – как будто тебя очень больно ударили. Так сильно, что можно умереть… А чтобы спрятаться от них, нужно устроить берлогу. Давай лучше разгребём здесь упавшие ветки, сынок! Я помогу тебе сделать твою первую берлогу, чтобы тебе там было тепло и уютно, как у меня в животике.
Когда они закончили, снова пошёл снег и откуда-то из-за дальних деревьев повеяло сырым холодом. В Лесу стало утомительно светло. В глаза попадало много лучистого света, отражённого от белизны заснеженных пространств. А вокруг в прозрачном воздухе поплыли минуты хрупкой и загадочной тишины. Лес притих, привыкая к своему новому белому покрывалу.
– Мам, а почему приходят морозы?
– Так всегда было, сынок. Такая погода. Вот со снегом ты можешь делать всё, что хочешь, а с погодой – нет.
– А есть кто-то, кто может что-то сделать с погодой?
– Наверное, есть. Но мы так не умеем.
И смышлёный медвежонок снова подумал то, что он всегда думал, когда мама так отвечала ему. Про медведей, которые могут уснуть сегодня утром, а проснуться вчера вечером… Ему было обидно, что от какой-то непонятной погоды можно умереть.
– Мама, а потом все умирают? – спросил вдруг на минуту остановившийся медвежонок неожиданно. И мама, задумавшись о чём-то своём, ответила:
– Да…
– А мы?
– Мы тоже умрём.
– Это неправда! Скажи, что ты шутишь…
Они стояли друг напротив друга: мать и её быстро взрослеющий сын. Старые, умудрённые жизненным опытом глаза смотрели в ещё совсем детские, распахнутые настежь глазки, в которых вдруг появились слёзы. И медвежонок заплакал так безутешно и жалостно, как никогда ещё в своей жизни не плакал. Казалось, что его горячие слёзы могли бы растопить самые холодные льды на свете.
Мама-медведица сжалилась над ним и стала уверять его, что пошутила. Он успокоился почти сразу:
– Конечно, пошутила. Я же знал! Знал… Сначала мы будем старенькие, а потом снова станем молоденькими. Да?
– Да, мой милый, – сказала мама и отвернулась, чтобы самой не заплакать. – Давай опробуем берлогу: ты ложись вот сюда. Я положила тебе побольше сухой травы, мха и мягких веточек, чтобы спалось хорошо… Попробуй, мягко?
– Да, тут хорошо можно будет поспать, – ответил медвежонок. А про себя подумал: «Может быть, даже так хорошо, что уснёшь сегодня утром, а проснёшься вчера вечером».
– Вот и ложись, поспи! Ты же устал сегодня. А я закрою вход большими еловыми ветками.
Медвежонок быстро залез в свою маленькую берлогу, прилёг и сразу почувствовал, что очень хочет спать. Наверное, действительно, устал. Его уже забирала теплота и тьма бесконечно долгой ночи.
– Мам, а у меня сейчас какой период – ранняя молодость или позднее детство?
– Для меня ты всегда мой ребёнок.
«Ладно, я с этим потом сам разберусь», – подумал медвежонок и вздохнул, запоминая тепло маминых лап, обнимавших его на прощанье. Уже засыпая, он слышал, как мама говорила ему:
