Она обернулась на него, изо всех сил пытаясь скрыть во взгляде то ли удивление, то ли возмущение, а он, в свойственной ему манере, даже ухом не повел, не отойдя при этом ни на шаг. И порадовался, что люди не умеют читать чужие мысли, потому что думал он сейчас о том, что давно уже не хотел заняться сексом так неожиданно и так остро. По-взрывному.
Он вдруг явственно представил как смахивает со стола все эти нелепые солонки и приподняв ее за бедра…
– Ма-ам, я есть хочу, – раздалось где-то совсем возле двери.
Она резко вздрогнула и, облизав пересохшие вдруг губы, не сводя взгляда с Вишневского проговорила наигранно бодро:
– Конечно, иди сюда, я уже все приготовила.
Валюша прошлепала на кухню и, подойдя к столу, забралась на растущий стул, усадив рядом свою игрушку. По очереди посмотрела на испуганную маму, на дядю со странным выражением лица.
– А ты будешь есть с нами? – серьезно спросила у Вишневского, и тот кивнул, не отрывая взгляд от застигнутой врасплох бывшей.
– Конечно. Я очень голодный.
Аглая опустила глаза и абсолютно точно покраснела.
Сцена, что только что произошла между ними в его планы не входила, он не планировал ее соблазнять, не собирался посягать на ее честь и уж точно не думал делать что-то силой. Но теперь вдруг явственно понял, что если бы ребенка не было дома, то вечер определенно получился бы томным.
11. Часть 11
***
Ужин оказался простым и действительно вкусным, ничего особенного: паста с каким-то домашним мясным соусом, салат из овощей. Вишневский орудовал вилкой и искоса посматривал на свою дочь, которая копалась в салатнице, выковыривая кольца редиса. Потом взглянул в свою тарелку, где в стороне гордо высилась розовато-белая горка. Улыбнулся.
– Тоже не любишь редис?
– Фу, нет. Он горький.
– Зато полезный, – тоном строгой, но справедливой учительницы, вмешалась в беседу Аглая. – Ешь, – а потом Артуру: – И ты тоже.
На нее он посматривал так же, пытаясь понять, как себя ощущает в этот момент. Что чувствует. А чувствовал он что-то определенно.
Он вдруг понял, что ему даже как-то уютно находиться здесь, в их этой маленькой съемной квартире. Не хочется никуда спешить, думать о работе. Ничего не хочется, хочется просто смотреть как его маленькая дочь копается в салатнице и, морща нос, вынимает редис. Здесь и сейчас, в эту самую минуту.
Стареешь ты Дзен, что ли.
Неожиданно сытое течение его мыслей прервал звонок в дверь. Маленькая компания одновременно оторвалась от поедания ужина: Вишневский цепко взглянул на Аглаю, она – растерянно – на кухонную дверь, ведущую в коридор.
– Ты кого-то ждешь?
– Нет, – но тем не менее из-за стола выбралась. – Сейчас узнаем.
Он понятия не имел, какой у нее круг общения, есть ли здесь подруги или это забежала соседка. Вернее… Сосед.
Да долбаный ты Валя!
Ну чего тебе дома не сидится, а?
– Привет. А я домой шел, смотрю, у вас свет на кухне горит, – пробасил он, явно войдя уже в прихожую. – Не занята?
– Нет, я… – обернулась, наткнувшись на взгляд Вишневского: он уже стоял в проеме, разделяющем прихожую и кухню. Стоял, сложив руки на груди, совершенно не собираясь скрывать своего настроя.
А настроен он был… ну не дружелюбно.
Его бесил этот мужик. Чувствовал он, что что-то с ним не то. Да, можно было бы списать все на элементарную ревность или чувство собственничества, но помимо этого интуиция, или иначе говоря – мужская чуйка подсказывала ему, что добродушный сосед явно не тот, кем хочет казаться.
