Ее солнечная макушка торчала из открытого окна гостевого дома.
Наверное, она сидела за столом, потому что видел он только ее затылок и плечи. Практически обнаженные, только тонкие голубые лямки пересекали белоснежную кожу.
Странное чувство. Странное и непонятное. Что-то застучало внутри, что-то затянуло, запекло. И вот почему-то только сейчас он окончательно осознал, что вернулся домой.
Не выбираясь из машины, он, вцепившись в руль, застыл, гипнотизируя взглядом ее затылок.
Приехала, значит. Дочурку забрать.
Все-таки он плохо разбирается в людях, хотя раньше считал, что наоборот.
Разве мог он когда-нибудь подумать, что Веснушка, эта скромная девочка читающая Пруста в оригинале, бросит его сразу же после их первой совместно проведенной ночи?
Никогда!
Никогда бы он такого про нее не подумал. А она взяла и сделала. Да так хладнокровно, что утерла нос ему, тому, кого все считают неисправимым циником.
А он ее еще с собой в Америку забрать хотел, идиот! Хорошо, хоть не успел ей тогда об этом сказать.
Само собой он думал потом о том своем принятом на эмоциях скоропалительном решении. Размышлял, что было бы, если бы она согласилась полететь с ним. Вышло бы что-то у них или уже на следующий день он взялся бы за голову, укоряя себя в том, что натворил? Ответа на этот вопрос у него не было, ведь тогда своим поступком она просто взяла и лишила его возможности выбирать.
Решила все за них обоих!
Выбравшись из машины и шарахнув дверью так, что чуть стекла не повылетали, Артур не без удовлетворения заметил, как она обернулась. Как застыла. Как потом забегал ее взгляд.
А он стоял, опустив зад на капот своей новой тачки и, скрестив руки на груди, смотрел, как она делает вид, что он ей безразличен. И ведь действительно просто делает вид. Видел он, как она то и дело оборачивалась, как кусала губы, что-то суетилась. Потом вообще створку захлопнула и задернула занавеску.
Вишневский усмехнулся. А потом во двор выбежала Валюша, удерживая в руках все тот же пластиковый водяной пистолет.
– Привет, – сдержанно улыбнулся он, снова вцепившись взглядом в ее личико. И почему-то сегодня ему показалось, что в его выражении все-таки мелькнуло что-то ему знакомое. Что-то неуловимое, такое, что он видит ежедневно в зеркальном отражении. – Как твои дела?
– Привет, нормально, – отозвалась Валюша и, склонив голову на бок, тоже принялась рассматривать нового соседа.
Сегодня у нее были не хвостики, а косички, тощие и чуть-чуть кривые.
– Какая красивая у тебя машина.
– Да, очень красивая. И дорогая.
– А почему она черная?
– Ну... – дернул плечом и осмотрел себя, всего в черном, – наверное, потому что я люблю черный цвет.
– А я люблю розовый. Все девочки любят розовый. Но моя мама любит зеленый.
И этот цвет твоей маме очень даже шел.
– А у меня вот что есть, – достал из кармана упаковку желейных мишек. Прихватил с прилавка на набережной, шутки ради.
Глаза ребенка загорелись.
– Иди, бери. А то скажешь еще опять, что я жадный.
Она стояла не двигаясь, и он видел, как в ее маленькой головке происходит настоящая борьба – ослушаться маму и взять угощение у "чужого", или все-таки не поддаваться соблазну.
Она сделала шажок, другой, приподнялась на носочках и, вытянув шею, рассмотрела внимательнее, что за упаковка у него в руках...
Второе перевесило – она отошла, не забрав презент. Вишневский обалдел. И восхитился. Три с лишним года, а какая завидная упертость. И осторожность.
