«Не успеть ни за что!» – мысли Савелия закрутились с удивительной быстротой; вмиг он понял, что пока будет извиваться в узкой расселине, пытаясь протиснуться наружу, деревянный человек успеет его схватить за ноги.
«Обратно надо бежать; может не погонится, когда с его территории уберусь!».
– Что, опять спорить будешь? – ухмыльнулся Егорка, туловище которого уже начали незаметно оплетать руки менква. -Ладно, в этот раз… – голос каторжанина резко оборвался; в груди что-то глухо чавкнуло, стоило ветвям резко сдавить тщедушное тело.
– Помоги, – еле слышно просипел он; в вытаращенных, наполненных болью глазах читался ужас с примесью недоумения.
Не теряя времени зря, Савелий рванул прочь с такой скоростью, которую прежде никогда не развивал. Вот осталась позади пещера, сменившись тоннелем с древними механизмами, быстро замелькавшими по сторонам; вот уже видно в свете чудом не потухшей во время лихорадочного бега свечи основание старой лестницы, ведущей наверх. Не теряя времени на обмотку веревкой, Хлопьев начал взбираться по трухлявым ступенькам, рискуя сорваться вниз и расшибиться прежде, чем до него доберется обитающий в глубинах человек из лиственницы. Наконец, оказавшись наверху, поручик ухватился за тетивы лестницы и, напрягая жилы, потянул на себя, в конце концов вытянув ее из гезенка.
«Вот тебе и вызвался помочь Татищеву», – с трудом приходя в себя, подумал Савелий. «Сидел бы себе в конторе канцеляристом, да бумажки перекладывал, но нет же – скучно, видите ли! Зато тут веселья вдоволь – либо камнем придавит, либо чудище хребтину переломит…»
5
По настоянию артельного, нашедшего обратный путь благодаря вешкам-гвоздям Савелия «поженили» на тачке; Наум заметил пропажу «чертяки» и решил перестраховаться: с такой обузой далеко не уйдешь. Поручик уже давно отказался не только от намерения раскрыть секту, но и от идеи побега. На одно лишь оставалась надежда: что Василий Никитич заподозрит неладное и начнет розыски своего верного помощника. Правда, нанося миллионный удар по неподатливой породе и нагружая тачку в тысячный раз, Савелий все чаще приходил к мысли, что горный начальник, погруженный в заботы, попросту забыл про него: слишком уж высоко вознесся Василий Никитич, чтобы помнить о каждой мелкой букашке, помогавшей ему торить свой путь во властные выси. Пропал человечишка – да и бог с ним! Другой найдется, мало ли желающих.
Савелий уже не раз, грешным делом, задумывался о том, как бы безболезненно уйти в мир иной, пусть и ругал себя за недостойные мысли впоследствии, когда очередной приступ сильнейшей мехлюдии несколько ослабевал. Однажды «чертяка» даже начал искать распорную балку покрепче, чтобы накинуть на нее связанные петлей заскорузлые портки, и лишь осознание, что ветхая ткань не выдержит веса человека, к ногам которого цепями прикована рудничная тачка, остановила поручика от греха.
«Как же обычный люд выдерживает это? За неделю на руднике получают лишь на шиш с маслом, а оставляют три года жизни!».
После очередной смены, когда потерявший прежний облик Савелий – обросший, похудевший, покрытый пылью горняк был ничуть не похож на пышущего здоровьем бойкого офицера, – возвращался с забоя к месту роздыха, желая как можно скорее бухнуться на настил из досок, застеленный побитой молью холстиной, представлявшийся ныне достойным императоров ложем, ему повстречались двое мужиков, о чем-то тихо оживленно шушукавшихся. Быстро обернувшись на шум едущей по каменистому полу тачки, шахтеры тут же продолжили свою тихую беседу, не обращая внимания на «чертяку»: считалось плохой приметой разговаривать с провинившимся – вдруг на тебя его доля перекинется?
