– У вас коза? Можно посмотреть?
– Пойдём, я тебе покажу, – снова вызвался Пашка. – Её Люська зовут, у неё козлята, им месяц уже. Мамка говорит, скоро продавать будем. А мне жалко, пусть бы у нас жили. Только у нас денег нет.
Коза с достоинством приняла угощение и стала жевать. Два козлёнка толкали её в вымя.
– Что поделаешь, Павел, взрослые дела-заботы – они такие. Мать слушать надо, она плохого не сделает. Хорошая коза. И козлята тоже. Пойдем уже, мне уходить пора.
Пашкина мать стояла на крыльце в лёгком платьице, просвечивающем на солнце, и Камкин поймал себя на том, что рассматривает её ладную фигуру. Он смутился.
– Спасибо, хозяйка, пойду я. За стоянку рыбой расплачусь. Говорят, здесь добрая рыбалка.
– Мужики, кто рыбачит, без улова не возвращаются.
– Дядь Витя нам вот такого харюза приносил! – доложил Пашка.
Хозяйка почему-то нахмурилась, потом улыбнулась Камкину.
– Да вы уже расплатились – ворота нам починили. Вас как зовут-то?
– Камкин.
– А меня Лена, – она вдруг как-то озорно рассмеялась. – Мне вас что, товарищем Камкиным называть?
– Супруга так зовёт, – смутился Камкин, – все так зовут. Я привык.
Лена поморщилась.
– Не понимаю, как можно любимого человека по фамилии называть. Ну, а имя у вас есть?
– Конечно. Валера. Валерий Никитич.
– Я так и думала, что у вас приятное имя, – улыбнулась Лена.
– Как это, приятное?
– А я, знаете, имена на вкус воспринимаю. Есть вкусные, Константин, например, – как изысканная конфета. Есть кислые, есть просто противные. Валера – приятное имя. Так что, товарищ Валера, может, чайку перед дорогой?
– Спасибо. Хочу успеть дотемна подальше уйти. Соскучился по тайге. Пойду я.
– Ну, счастливо!
Ушёл Камкин не очень далеко. Заметная поначалу тропка вскоре совсем исчезла. Берегом идти было плохо: то корчи, то густой ельник до самой воды. Болотные сапоги выручали. Но и в них не везде можно было пробраться. На перекатах, когда переходил реку, вода иной раз захлестывала за голенища.
Камкин радовался отсутствию тропы: чем меньше река доступна, тем больше в ней рыбы. Рыбачить можно было уже здесь. На перекатах рыба металась с перепугу, и видно было, что крупная. Но хотелось забраться подальше, в самую девственную глухомань. И не ради богатого улова. Камкин желал полного, гарантированного уединения, где он сможет чувствовать себя абсолютно самостоятельным.
В таких местах Камкин ощущал себя совершенно другим человеком. Он был способен выжить в любых условиях, преодолеть любую стихию, он бы и с медведем поборолся, если понадобится. Главное, чтобы никто не командовал.
Солнце спряталось за сопку, в лесу сразу стало сумрачно. Разом налетели комары. Пора было становиться на ночлег.
Как любил говаривать старый машинист Михайлыч, опыт не пропьёшь. Камкин удачно выбрал пятачок для лежанки и кострища. И через полчаса для ночёвки всё было готово, котелок висел над огнём, а сам Камкин стоял с удочкой на перекате.
Двух хариусов вполне хватило, чтобы наесться досыта, и теперь Камкин возлежал под пологом, попивал крепкий чай, смотрел на первые звезды и совершенно бесконтрольно курил. Он не брал в такие походы палатку. В ней темно и скучно. Куска тонкого брезента вполне хватало, чтобы прикрыться от дождя и ветра. Зато можно было наблюдать, как меняется природа на закате, смотреть на реку или просто бездумно глазеть на угли в костре.
Спалось легко. Утро было росное, свежее. Глотнув вчерашнего чая, Камкин заспешил в путь. Он решил сегодня непременно достичь того места, о котором говорил рыбак. В общем-то, особого смысла в этом не было. Просто это была цель, которую Камкин сам перед собой поставил и теперь должен был выполнить. Сам себе должен, не кому-нибудь. А перед собой не оправдаешься.
