– У меня – деньги, – сказал с хрипотцой, – понятно вам? Двадцать тысяч. А вы… Эх! Да на моем месте любой бы забоялся.
– Ого! – Старик задрал бороду – удивился свыше меры. – Прилично… И куда ж ты с ними?
– В экспедицию, – сказал Михаил, – к ребятам. А вы думали, куда? – Он дернул плечом. – Бухгалтер наш заболел, вот пришлось… Думал, поспею дотемна…
– Это что за экспедиция? – спросил Скрипицын. – Чья?
– Академии.
– Из Ленинграда?
– А вы разве знаете?
– Я, брат, все здесь знаю. У вас начальником кто – Гринберг?
– Да, да. Семен Евсеич. Большой, кстати сказать, знаток здешних мест.
– Ну вот, – кивнул Скрипицын, – вот и разобрались. – И, поворотившись к старику, он добавил скороговоркой: – Историей интересуются. В старых рукописях ковыряются, вообще всякое старье собирают. Ну и раскопки ведут…
– Раскопки первоначальных казачьих поселений! – Михаил заметно приободрился и говорил теперь уверенно, легко. – Вы слышали, друзья, о Мангазее? Этот город возник в начале XVII столетия – просуществовал, правда, недолго, но оставил по себе прочную память. В сущности, он послужил как бы трамплином для сибирских землепроходцев, первой ступенью на пути к освоению этой вот земли.
И, сузив глаза, он медленно, пристально, осмотрелся по сторонам.
– Колоритная земля! Непомерная, изобильная, суровая. Сколько здесь крови лилось!
По земле, по увалам и зарослям, протекли красноватые мутные тени… Стало светать. Стал виден недальний ельник – щетинистый, островерхий, весь испятнанный бликами. Стали стволы отчетливыми и плоскими, и все ярче стала проступать за ними косая, струистая полоска зари.
Ананьев сказал, поднимая мешок:
– Что ж, ребята, кончай ночевать. Потопали!
– Н-да, переночевали, – хмуро усмехнулся Михаил. Зевнул, стукнув зубами. Закинул за плечо ружье. – Весело переночевали, ничего не скажешь!
Темноволосым, кудрявеньким этим пареньком – как вы, вероятно, уже догадались, – был я сам. Я лично. (В ту пору у меня и действительно имелись кудри!) И повел я этот рассказ от третьего лица – как бы со стороны – для того только, чтобы легче было показать все свои слабости, мелкие страхи и душевные метания…
Вероятно, кто-нибудь удивится: как и почему экспедиционные деньги доверили именно мне – недавнему лагернику, старому бродяге. Однако удивляться тут нечему. Дело в том, что почти все рабочие нашей партии были такими же, как и я.
Бывшие уголовники, дети ГУЛАГа, они сохранили здесь кастовые традиции, держались все вместе, жили одним коллективом. С помощью Вани Туманова попал в этот коллектив и я. И за деньгами меня послали вполне спокойно. Ребята знали: я не обману их, не сбегу, не смогу подвести своих. А если и подведу – далеко мне уйти не дадут…
И вот теперь, простившись со случайными товарищами по ночлегу, я шагал, раздвигая хвойный подлесок, спешил к своим ребятам. И вспоминал события минувшей ночи. В общем-то никаких событий и не было – были маета, растерянность, безысходность… Событий не было, но все же я знал: я получил как бы первый урок, начал приобщаться к неведомой мне, непонятной жизни. Что-то во мне незаметно сдвинулось, изменилось за эту ночь. И удивительное дело, земля эта уже не казалась мне столь чужой и враждебной, как раньше. Она простиралась вокруг – непомерная, суровая, исполненная изобилия, и сам я был частью ее и с облегчением чувствовал это.
Сладостное чувство освобождения испытывал я сейчас – чувство освобождения от страха перед неведомым!
