– Вот как? – Мизинову удалось изобразить во взгляде и голосе непритворный интерес. – И где же?
– Долгая история, – махнул рукой Суглобов, присел на край кровати, в ногах у Мизинова, и начал рассказывать.
«Слава богу, – подумал Мизинов, – пусть поболтает, – а там…» – что будет «там», он, впрочем, и сам не знал, но проволочка успокаивала как-то, помогала сосредоточиться и отыскать выход.
«Наверняка, вся охрана перерезана, так что кричать бессмысленно. Но что-то делать надо. Думай, думай, – подгонял он себя. – А пока пусть этот болтает».
– Поначалу, после февраля, – начал Суглобов, – встретился я со своими друзьями-однопартийцами, ну, я вам как-то рассказывал, – и Суглобов неловко повернулся к скованному так, что Мизинов слегка поморщился. – Ах, простите, временные неудобства, но так ведь что поделаешь? Потерпите, расслабьтесь. Кричать, впрочем, бесполезно: вся ваша охрана уже того, – он провел ребром ладони по горлу, – на небесах или где там еще… Ну вот. Пошалили мы немного, помещиков пограбили, кассу приличную сколотили. Пока не пришли большевики. Умный тогда сразу понял: эти сюсюкаться не станут, произвол и анархию терпеть не будут. Кто поумнее – переметнулся к ним…
– И вы в том числе? – перебил Мизинов.
– Вы догадливы, – улыбнулся Суглобов. – С такой приличной кассой они меня за милую душу своим признали. Да еще комиссаром назначили. Так вот с тех пор я и комиссарю у них, в Пятой армии Тухачевского, знаете такого?
Мизинов даже поморщился при упоминании этого имени. Увы, судьба сложилась так, что за последний год командарм Тухачевский нанес белой армии большие потери, привел ее почти к полному уничтожению. Если бы не Каппель, армии как таковой уже не существовало бы. «Ему просто везло, этому Тухачевскому, – закрыв глаза, подумал Мизинов. – Удивительно, сказочно везло. Были ведь и у нас полководцы не хуже…»
– А погоны – для маскировки? – вдруг спросил он Суглобова.
– Естественно, – кивнул Суглобов, слегка погладив золото погона. – При царе-батюшке я лишь до штабс-капитана смог дослужиться.
– Зато у красных – до главного идеолога, – съязвил генерал.
– Да полноте, Александр Петрович, какого там главного! Всего-то комиссар полка. Ну, мы отвлеклись. Так вот, к главному предмету нашему. За золотишком колчаковским охотились мы давно, – журчал Суглобов. – И вот наконец захватили его, с помощью братьев наших – чехов. Но тут вы с вашим дерзким партизанским налетом! И немалая часть запаса ушла. А на эту часть, вы сами знаете, какую силу можно организовать…
– Знаю, – ответил генерал.
– Так что вот так, Александр Петрович, пришла пора вернуться к исторической справедливости, – продолжал Суглобов.
– К какой это справедливости? – спросил Мизинов. – К восстановлению монархии, что ли? Тогда мы с вами союзники.
– Ах, бросьте, ваше превосходительство, какая теперь монархия! Кто теперь в политику-то играет?
– Ну, кто-то наверняка играет! – возразил генерал.
– Не я, только не я! – вспылил Суглобов, будто больше всего хотел, чтобы пленник поверил ему.
– Ладно, пусть не вы, – устало ответил Мизинов. – О какой же справедливости вы обмолвились только что?
– Как о какой? – у Суглобова даже глаза на лоб полезли от такой несообразительности Мизинова. – О золоте! О золоте, конечно! О том отбитом вами вагоне!
– И что же говорит вам ваше чувство справедливости?
– Как что?! Ну, Александр Петрович, вы сегодня весь вечер заставляете меня удивляться! А помнится, такой сообразительный офицер были.
