Тахион - страница 30

– Это, бесспорно, было бы революцией в науке, но что в этом полезного для нашего дела?

– Пока рано говорить, но, думаю, мы могли бы понять, смогут ли по этому же принципу, что он вывел, передаваться на большие расстояния не только отдельные частицы, но и их пучки, а также связи между ними. Именно поэтому я задала свой вопрос вчера. Если допустить, что это возможно, мы могли бы передавать в разные точки мира неуловимые никем и ничем сигналы нашим сторонникам, лучше координировать наши действия, через, скажем, молекулярные шифры или даже… Или даже передавать нейронные потоки, импульсы к действию.

– Сейчас это звучит, как из области абсолютной фантастики, то, что называют ННП – напыщенным ненаучным пустословием.

– Да, сейчас это так. Поэтому на данном этапе предположения остаются предположениями. Все зависит от того, как далеко Виктор и профессор Саглуупов смогут продвинуться в экспериментальной части. К несчастью, об этом тоже вчера сказал Виктор, ни один научный центр мира не обладает возможностями для разгона частиц и экспериментов с такой энергией.

– О-о-о, милая Лусинэя, – с удовольствием улыбнулся Тимур Аскарович, – а вот тут вы ошибаетесь.

Учёный сфокусировал свой модифицированный глаз на поверхности стола, вокруг которого сидела троица. Тимур Аскарович прищурился. Электронити начали отчётливо проступать и пульсировать, заставляя глаз резко и сильно краснеть. На зрачке, подобно миллионам крошечных красных пылинок, проступили возникающие и тут же исчезающие цифровые символы, абсолютно неразличимые из-за своих размеров. Из зрачка прямо на стол ударила тончайшая лазерная струя, расширяясь при соприкосновении. К невообразимому удивлению Лусинэи, на поверхности стола тут же появились какие-то зарисовки. Тимур Аскарович, продолжая одним глазом смотреть вниз, испуская инфракрасный луч и тем самым создавая двухмерную геометрию какой-то пространственной схемы, а вторым глазом переводя взгляд то на изумлённую девушку, то на спокойно сидящего рядом профессора Астахова, обратился к Лусинэе:

– Во времена ЭММИ наибольшему удару подверглась теоретическая наука, вы это прекрасно знаете. Нас лишили почти всего. Тот же ЦЕРН и другие подобные кластеры сильно ограничили: что по мощностям, что по персоналу. Практически свели на нет смысл подобных центров. Но мы не отчаялись. Когда «Фотон» был создан, наше руководство решило, что мы обязаны сохранить свет науки, теоретической науки, для будущих поколений учёных. Лусинэя, Вы слышали о старом ускорителе частиц, что был под Новгородом ещё в начале века?

– Конечно… С-слышала. Его давно закрыли, списали. – Лусинэя пыталась не смотреть так упорно на глазной чудо-имплант, но перевести взгляд у неё никак не получалось.

– Ах, мой протез, – улыбнулся учёный, продолжая смотреть одним глазом на стол, а другим на собеседников, – наша разработка. Знаю, сложно привыкнуть. Но послушайте. Тот ускоритель частиц, что был под Новгородом. Его не списали. Не совсем. Лишь формально, так сказать. Он давно нигде не числится в качестве рабочей конструкции. В ЭММИ это было и вовсе опасно для нас самих. Даже сейчас мы опасаемся, что любая международная контрреволюция, особенно у нас в стране, сразу уничтожит подобную структуру и тех, кто с ней связан. Поэтому на бумаге или в цифре его нет. Нигде. Ни в одном отчёте или документе. Шахты запечатали. Сам же ускоритель разобрали на утильсырье. Но только формально. На практике же тысячи, десятки тысяч учёных десятилетиями под угрозой и страхом за собственную жизнь, в условиях жесточайших репрессий, можно сказать, по винтику сохранили эту технику, а затем по крупицам, не побоявшись, в обстановке абсолютной тайны и секретности пересобрали. Но только уже не у нас. В Центральной Азии. Создали для этого самый длинный подземный туннель в мире, пересекающий четыре государства. Все лучшие силы и умы «Фотона» со всего мира почти тринадцать лет работали над возрождением этого ускорителя. Мы назвали его «Уроборос».