Тахион - страница 8

Институт Вавилова-Черенкова был сравнительно молодым учебным заведением и основан в честь столетия с момента первых экспериментов и открытия электронного излучения, совершённого одноимёнными советскими учёными. Ещё не достигнув своего формального совершеннолетия, институт уже объединял ведущих специалистов и учёных естественнонаучных областей, так как, по выражению самих учёных, именно в стенах этой альма-матер любовь к науке подразумевала всю полноту свободы исследования: как практическую, так и бюрократическую. Как студенты, так и профессорско-преподавательский состав учебно-исследовательского заведения, его научный коллектив были движимы силой практически безграничного международного сотрудничества, имея возможность многосторонней профильной кооперации с коллегами со всего мира. Вдобавок институт был одним из первых научных центров, освободившихся от доктринальной бюрократии, характерной для завершившейся пятнадцать лет назад «Эпохи международных микро-инфарктов» (ЭММИ), когда одновременно расползающиеся и затянувшиеся военно-политические конфликты, вспыхивающие в разных точках планеты, вызвали коллапс всей международной системы и чуть не привели к новой глобальной войне и гибели планеты, обрубая при этом любые возможности международного научного диалога и выдумывая в последних мнимые угрозы против доминирующих в ту эпоху антинаучных идеологий. Коллектив института и сам институт, которому на момент завершения ЭММИ было всего два года, был самым активным научным звеном, выступающим за полную отмену абсурдных и дискредитирующих ценности современного общества пропагандистских постулатов. Если и можно было найти в России символ научного возрождения, то это были именно Институт Вавилова-Черенкова и его сотрудники, первыми сбросившие оковы околополитической паранойи, овладевшей не так давно всем миром. После ЭММИ институт интенсивно кооперировал со множеством схожих центров по всему миру, и в его стенах училось большое количество иностранцев. В честь этой борьбы за свободу научного познания перед институтом был установлен памятник собирательному образу трёх учёных, которые, согласно легенде, первыми организовали молчаливый протест против господствующих фобий и международной вражды, ратуя за безграничность научного сотрудничества и прогресса. Памятник представлял из себя высеченные в камне фигуры трёх людей в лабораторных халатах, без шлифовки их лиц. По задумке авторов, каждый человек, ассоциирующий себя с институтом, обучающийся либо завершивший там обучение, безотносительно к его возрасту, полу и национальности становился лицом науки. Памятник изображал держащихся за плечи друг друга людей, левый из которых, вставая с колена, срывал оковы, прибитые к его руке и брущатке, а правый держал на вытянутой вверх руке тоненькую лучину, символизирующую свет знаний. И весь контраст памятника, с одной стороны изображающего массивность и тяжесть гигантских оков и освобождение от них, а с другой – тончайший стебель надежды, о который крепко держалось научное сообщество, производил на любого прохожего, тем более учащегося института, неизгладимое впечатление. Сам же институт, построенный формально еще в годы ЭММИ, был создан в стиле доминирующего тогда направления нового монументализма, стремящегося скопировать массивность и тон сооружений, характерных для европейской архитектуры тридцатых годов двадцатого века. Колоссальная арка перед тремя зданиями института казалась скорее пещерным сводом, оба рукава которой были обрамлены, а точнее сказать, облеплены фигурами людей, сгорбившихся и тянущих в направлении центра арки: кто мешки, кто плуг, кто телегу. Авторы арки хотели изобразить труд тех, кто достигает вершин науки и тянет за собой тяжёлый багаж знаний. Но фигуры в лучшем случае напоминали аллегорические отсылки к Сизифу, а в худшем – тяглых крестьян или батраков, тащащих свои пожитки непонятно зачем к самой верхотуре арки. Там, на самой высокой центральной точке, располагались два габаритных бюста, собственно, самого С. И. Вавилова и П. А. Черенкова, которые при рассмотрении всей композиции целиком скорее напоминали двух крепких мужиков-баринов, к которым и идут на поклон тяглые. Несмотря на всю странность, двусмысленность и отчасти абсурдность данной композиции, люди, непосредственно работающие в институте, давно привыкли и к арке, и к изваяниям эпохи нового монументализма, так отчётливо контрастирующим с тремя фигурами молодых учёных с лучиной, установленными перед зданием института. Сама арка была прикреплена длинными стальными тросами к двум башням, формально опережающим центральное более высокое здание института. Обе башни и центральная часть имели характерные остроугольные шпили – нечто среднее между средневековыми замками и сталинским ампиром. Непосредственно учёным и студентам, работающим в институте, никогда не хватало времени облюбовать всё это великолепие. Да и привыкание сыграло свою роль. Как любил повторять Григорий Евлампиевич, «субстанция важнее пробирки», намекая на первостепенность работы главного научного центра Москвы в противовес его странному фасадному решению.