– Хорошо, будь по-твоему, – сокрушённо произнёс он, – пусть это дерево слопает меня, когда захочешь, а сейчас мне пора идти.
…Они встретились ночью на окраине города. Когда экипаж подъехал к Алексею, он вышел из машины и сел рядом с Елизаветой. Джеймс тронул лошадей, и карета с четырьмя угловыми фонарями двинулась в сторону леса.
Алексей посмотрел на леди, надеясь встретить её ободряющий взгляд, но лицо её было холодным, как луна, залившая всё вокруг таинственным светом. Их общее сосредоточенное молчание вливалось в гнетущее безмолвие ночных деревьев. И только кони, противясь лунной зачарованности, вбивали в земной барабан ритм биения их сердец, возвращаясь в привычную реальность.
Наконец закончилось томительное время пути, и карета въехала на большую поляну, к тому месту, где к усыпанному звёздами небу простёр высокую крону вековой дуб. Навстречу им в полном молчании вышли четверо мужчин в жокейской одежде и чёрных масках на глазах. Один из них осторожно надел маску Алексею, двое других аккуратно взяли его за руки и подвели к дубу.
Двое мужчин постелили большой тёплый плед. Посадив Алексея спиной к дереву, они принесли тяжёлую складную металлическую клетку. Отгородив ею ровный квадрат пространства вокруг Алексея, они изолировали его от внешнего мира. И только после этого на поляне появились три внедорожника с почётными гостями и десять всадников.
Все участники были в одинаковых масках. Взявшись за руки, они образовали круг и медленно обошли узника, двигаясь то в одну, то в другую сторону.
Алексей поймал себя на мысли, что когда-то всё это уже было. «Дежавю», – подумал он – и только сейчас вспомнил ресторан «Попугай», большую клетку у стены и блеск глаз из-под чёрной маски… «Попугай» от слова “пугать”?» – подумал он… и в эту минуту увидел приближающийся силуэт.
– Елизавета! – воскликнул он, но ответом было гнетущее молчание…
Медленно и сосредоточенно она подняла хлыст и стала методично наносить удар за ударом по клетке, ограждающей мир повелительницы от мира раба. «Если хочешь презрения женщины, отдай ей всю свою любовь», – вскипев обидой, вспомнил он слова, которым когда-то не придал значения. И, схватившись за прутья клетки, как в недолгом сне за столом в ресторане, изо всех сил попытался их раздвинуть. Когда удар хлыста порвал кожу на его руке, Алексей… заплакал. Его оскорблённое лицо больше его не слушалось. Сложившись в детскую гримасу, оно волну за волной исторгало слёзы неприятия происходящего, того, с чем теперь придётся жить. Солёные ручьи лились по его лицу, и уже ничто не могло отвлечь его от осознания, насколько нелепым было его решение оказаться здесь.
Отбросив хлыст, Елизавета обняла клетку и со слезами смотрела на Алексея, вчитываясь в его душевное состояние. Похоже, она была потрясена своим поступком.
Его накрыла буря противоречий. Господин в нём воззвал к восстанию души, а раб возжаждал душевного затишья. Алексей осознал, что удар хлыста удивительным образом очистил его сознание, освободив от оцепенелости, которой была скована вся его жизнь. Будто заново родившись на свет, он увидел мир, обновлённый его пролитыми слезами, и вспомнил слова одного святого о том, что наказание никогда не бывает напрасным. «Всё, чего не хватает каждому из нас, – осознал он, – это хорошей порки. Без неё мысли рассеиваются по пустякам и забывают вернуться обратно».
