Салли чувствовала себя так, будто ждет казни.
Поэтому она вряд ли могла спокойно отнестись к тому, что кто-то дернул ее сзади за рукав, когда она свернула на Флит-стрит.
Салли обернулась, ожидая увидеть нищего, и машинально потянулась к сумочке достать монету, чтобы побыстрее избавиться от оборванца. Но человек, которого она увидела, явно не был попрошайкой.
Это был парень с надвинутой на глаза кепкой, грязным бело-голубым платком на шее и ремнем с медной пряжкой, поддерживавшим его бриджи. Выражение лица Билла, а это был именно он, не обнадежило Салли – жизненный опыт придал ему угрюмые, угрожающие черты.
Она удивленно посмотрела на него и перевела взгляд на мощную руку, держащую ее за рукав.
– Мисс Локхарт? – спросил он, еще пуще изумив ее. – Послушайте, я знаю, кто вы. Один тип хочет…
У него был низкий, хриплый голос и устрашающий вид, поэтому Салли не выдержала. Она высвободилась, схватила Билла за руку и, к его большому удивлению, толкнула парня к углу Гейт-хауса, прижав к стене. Ярость придала ей сил, а действовала она так неожиданно, что Билл даже не сопротивлялся, к тому же он потерял равновесие. И прежде чем он успел что-либо понять, что-то твердое уперлось в его ребра, причинив боль. Взглянув вниз, он увидел тусклый блеск никелированного револьвера.
Салли встала так, чтобы своим телом скрыть пистолет от прохожих. Она полностью контролировала себя; парень почувствовал, как по спине поползли мурашки, увидел, что курок взведен. Одно движение пальца, и он отправится в мир иной. Рука Салли была тверда, и, судя по выражению ее лица, она была бы рада спустить курок.
– Передай ему, – начала она, – если он даст мне хотя бы малейший повод, я всажу в него пулю. Это касается и его посыльных. И всех, кто еще попытается проникнуть в мой дом. Держитесь от меня подальше, понял? Оставьте меня в покое!
Ее голос был твердым и решительным, а в глазах – темных, не характерных для блондинки, – читалась такая ненависть, что Билл не посмел проронить ни слова. Женщины обычно так себя не ведут. Они не носят оружия, не кидаются на людей. Так Билл и стоял, не шелохнувшись, у стены Гейтхауса, когда револьвер куда-то исчез, Салли отступила назад, толпа поглотила ее, и она исчезла.
– Она была словно дикая кошка, мистер Голдберг. Даже слушать меня не хотела. Она бы меня пристрелила, я и глазом моргнуть не успел бы.
В тот же вечер Билл и Голдберг сидели в баре недалеко от Ковент-Гардена. Журналист в фетровой шляпе с широкими полями и черном плаще курил сигару, благодаря которой окружающие, даже чернорабочие за соседним столиком, кидали на него уважительные взгляды.
– Погоди, – сказал он, – а что там насчет проникновения в дом?
Билл повторил, что запомнил.
– Кто-то вломился к ней в дом, и она думает, что это Пэрриш, – резюмировал Голдберг. – Ты остановил ее на улице, и она подумала, что ты от него. Ее можно понять. Хотя жаль. Надо будет улучить более удачный момент.
– Вы знаете, где она живет, мистер Голд? Мы могли бы следить за ее домом.
– Нет, не знаю, черт подери. Я под выдуманным предлогом ходил к адвокату Пэрриша и взял кое-какие бумаги с его стола, пока он не видел. Так и наткнулся на ее дело. Не знаю, Билл, тут что-то не так. Что-то неладно. Чем больше я узнаю Пэрриша, тем больше отвращения он у меня вызывает. Что ж, сегодня нам не повезло, попробуем в другой раз.
