и везде эти деньги, деньги, деньги… И нигде, никак от них не укрыться…
Теперь вот еще предательство единственного верного и лучшего, как он всегда считал, в жизни друга.
Очнулся Виктор от того, что почувствовал, что по щекам у него, щекоча, поползли слезы. Рядом стоял священник. Без нужных бумаг в руках.
Виктор вопросительно посмотрел на него, и тот, словно выслушав его мысли, ответил:
– Потом! О делах – потом! Или вы всё еще по-прежнему спешите?
– Да я и сам ничего не знаю… – неопределенно пожав плечами, сказал первое, что пришло ему в голову, Виктор.
– А раз не знаешь, – неожиданно переходя на «ты», предложил священник, – и не будем торопиться. В кои-то веки ты опять попадешь в храм?
4
Так они стояли минуту или час. Виктор даже не понял этого. Он словно потерял ощущение времени. И хотя по-прежнему на душе было тяжело, уходить из храма ему почему-то не хотелось.
И только когда он вспомнил о предателе друге, то почувствовал, как сами собой сжимаются кулаки, и решил напомнить священнику о цели их прихода в храм. Но тот опередил его, мягким, но властным тоном нарушив тишину.
– А теперь, мил-человек, давай поговорим. Нас, батюшек, хлебом не корми – только дай с человеком по душам побеседовать. Работа у нас такая. Я не буду спрашивать у тебя, кто ты и откуда, хотя вижу, что птица высокого полета… Скажи только, зачем тебе так срочно понадобилась моя машина и куда ты едешь? А главное даже не это – зачем?
Давно отвыкший от того, чтобы чужие называли его на «ты» и тем более задавали такие прямые вопросы, Виктор собрался ответить что-нибудь резкое и даже обидное этому дерзкому, пусть он и старик, к тому же еще и священник, человеку. Но, наверное, это был какой-то необычный священник. Потому что вместо этого кулаки его невольно разжались, плечи опустились. И, давно отвыкший говорить правду, Виктор, чувствуя, что в этом месте и этому человеку нельзя лгать, сам себе удивляясь, как оно есть, сказал:
– Я еду убивать человека, который недостоин жить.
– Стало быть, ты Бог? – уточнил священник.
– С чего это вдруг? – даже отшатнулся от такого вопроса Виктор.
– Ну как это? Только Бог властен над жизнью каждого человека!
– Ну вы скажете тоже… – впервые лет за двадцать не найдя мгновенного меткого ответа, только и смог пробормотать Виктор.
Священник неожиданно положил ему на плечо, как сразу почувствовалось, теплую, ласковую – такую он помнил только у мамы – ладонь и пристально посмотрел на него…
И в его глазах Виктор – или это ему почудилось? – вдруг увидел себя, только не высоким, красивым и уверенным, как в жизни… а каким-то маленьким, жалким уродцем…
– Ох и тяжело же тебе, наверно, живется! Хотя все завидуют и думают, что ты самый счастливый человек на свете. А? – услышал Виктор над самым своим ухом.
И дыхание его пресеклось. Обрывая пуговицу, он распахнул ворот рубашки.
Священник словно нашел нужную нить в не дававшем ему покоя тяжелом клубке и добрался до самой его сердцевины. Он больше не мог молчать. Иначе бы задохнулся. И начал говорить. Говорил, говорил… Всё жаловался на других людей, на различные мешающие ему жить обстоятельства, на ушедшую от него любимую жену, а теперь вот и на предавшего его друга…
Вспомнив про него, он снова было напрягся. Но священник, словно опытный поводырь, перевел его на другую дорогу, показывая на иконы и говоря, какие бывают грехи и что бывает с теми, кто уходит из жизни, не раскаявшись в них.
