Чертов гордец ушел от нее в последний раз посреди их разговора. Вероятно, даже слушать не станет, если она попробует предостеречь его или вразумить. И все же, если не предпринять еще одной попытки переубедить его, он может потерять приют. Изабель поднялась и, бросив записку в огонь, понаблюдала, как пламя пожирает бумагу. Нынче днем она приглашена на верховую прогулку, а перед этим думала пройтись по магазинам и, возможно, навестить кое-кого из знакомых.
Она сморщила нос. Все эти ее планы не важны. Никогда не были важными.
– Скажи Джону, пусть закладывает карету.
– Слушаюсь, мэм. – Пинкни заспешила к двери.
Изабель расправила плечи и в ожидании стала ходить взад-вперед перед камином. На этот раз она должна проявить твердость и не принимать его отказа. Если потребуется, она припрет этого несчастного гордеца к стенке у него в спальне. Только шок от ее скандального поведения может изменить ход событий…
Ногой она задела какой-то предмет на полу, и тот откатился в сторону. Изабель наклонилась, чтобы поднять его. Это оказалась раскрашенная деревянная юла, не больше ее ладони. С минуту она тупо глазела на игрушку, потом осторожно положила ее на трюмо и вышла из спальни.
Внизу Пинкни завязывала шляпку.
– Мы едем по магазинам, миледи?
– Нет, снова в приют, – ответила Изабель, не обращая внимания на разочарованную камеристку. – Пожалуйста, скажи Карадерс, что на моем трюмо лежит игрушка. Я бы хотела, чтобы она ее забрала.
– Да, мэм. – Пинкни со всех ног бросилась исполнять поручение.
Через несколько минут карета была готова, и они тронулись в путь. Изабель разгладила юбки изумрудного платья. Оно было слишком изысканным для посещения приюта, и он, без сомнения, отметит сей факт. Изабель упрямо вздернула подбородок. Что ж, плевать, что может подумать мистер Мейкпис о ней и ее наряде. Этот человек ведет себя так, словно в три раза старше, чем есть. Она исправит это вместе с его манерами.
По дороге не случилось никаких задержек, и чуть более чем через полчаса ее карета остановилась у крыльца нового здания приюта. Гарольд открыл дверцу и опустил для нее подножку.
– Спасибо, – пробормотала Изабель, выходя из экипажа. Пинкни, которая дремала в карете, подавила зевок и выбралась следом. – Скажи Джону, пусть поставит карету за углом. Я пришлю мальчика, когда соберусь ехать.
Изабель приподняла юбки и вместе с Пинкни поднялась на крыльцо приюта.
– Постучать? – спросила камеристка.
– Пожалуйста.
Пинкни подняла тяжелое железное кольцо и, отпустив, дала ему упасть. Пока они ждали, служанка расправляла свои замысловато расшитые бирюзовые юбки, а Изабель уже не впервые подумала, что камеристка, пожалуй, затмевает ее.
Дверь открылась, являя их взорам веснушчатое лицо.
Изабель не помнила имени мальчишки, но, к счастью, в приюте это не имело значения – всех мальчиков крестили Джозефами, а девочек – Мэри.
– Добрый день, Джозеф, – бодро проговорила она. – Мистер Мейкпис на месте?
– Он с девочкой, – непонятно ответил мальчишка, держась весьма торжественно. И, не успела Изабель задать еще один вопрос, повернулся и повел ее в дом.
Прежний приют для сирот и подкидышей был высоким узким зданием, едва не разваливавшимся от старости и негодных строительных материалов. Оно сгорело около года назад, после чего и был создан Женский комитет помощи приюту, дабы возвести этот новый дом. Коридор, по которому сейчас шла Изабель, был широким и хорошо освещенным, оштукатуренные стены выкрашены в приятный кремовый цвет. Справа располагалась гостиная, где можно было принимать посетителей и где она, по сути дела, и видела мистера Мейкписа в прошлый раз. Но мальчик повел их мимо гостиной. Дальше коридор вел в столовую, а затем в огромную кухню, а слева была широкая мраморная лестница, по которой можно было подняться на верхние этажи. Все необходимое здесь было, но Изабель не могла не заметить, что дому потребуется чуть больше украшений, прежде чем он утратит свою теперешнюю аскетичность.
