Но это ещё все впереди, а пока я весной 1912 году снова держал экзамен в Электротехнический институт, но не добрал до проходного половину балла. Что было делать? Не терять же опять год? И я решил пойти во Владимирское пехотное училище (как вы помните, туда принимали без экзаменов). К тому же там уже учились мои тифлисские товарищи – Вася Акимцев, Вашадзе, и петербургские – Сережа Данилов и другие.
Поступил. Началась муштра. До принятия присяги нас стали, как тогда говорили, «тянуть» – строевая, отдание чести всем, кто старше тебя, и ещё много подобного. А старше и по возрасту и по чину для новичков тогда были все – и каждую минуту надо было быть начеку. Также надо было следить за формой – быть всегда в чистых сапогах и опрятном мундире. Для меня все это не было суровым испытанием: «тянули» в основном старшеклассники, а среди них было много моих друзей и знакомых. И вот когда начальная подготовка подходила к концу, и был назначен день присяги, ко мне вдруг приехала Шура и сообщила, что из Электротехнического пришло извещение о том, что я принят в институт со своими баллами. Что у них там произошло, я не знаю. Видно в том году был недобор, и меня приняли с моим непроходным пол-баллом. А присяга назначена на завтра! Шура пошла просить за меня к начальнику училища. Конечно, в институте по всем статьям учиться было лучше. Меня и всех родных это устраивало гораздо больше, чем военная карьера. Но начальник заартачился – надо, мол, раньше было думать!
– Завтра присяга, мы его готовили к ней, а вы говорите – отпустить!
Не знаю, как Шуре удалось его уговорить, но, в конце-концов, он уступил. Я быстренько переоделся в свою статскую одежду, и мы поехали домой.
А первого сентября я пошел в институт на свою первую лекцию. Вскоре в институте как-то узнали, что я хорошо играю в футбол, и пригласили меня в институтский спортивный кружок.
В ту пору студенты были предоставлены сами себе. Предметы первого курса можно было сдавать когда угодно, и я упивался свободой. Ребята в кружке подобрались замечательные. Все мы не слишком загружали себя учёбой, зато спортом увлекались основательно. Занимался я в ту пору и тяжелой атлетикой и хоккеем, даже игрой на биллиарде! Кроме спорта надо было ещё ходить в Народный дом на Шаляпина и на итальянцев. А для этого приходилось ночами выстаивать очередь у Народного дома, чтобы за гривенник попасть на галерку.
Для такой жизни нужны были деньги, и я стал искать уроков. Вскоре нашел. Меня пригласили Городинские – родители Вали, жены Миши, заниматься с двумя своими сыновьями. В месяц я должен был получать 20 рублей.
Вобщем, при такой жизни времени на учебу, как вы понимаете, почти не оставалось. Предметы я сдавал на тройки, друзья-спортсмены помогали мне чертить эпюры и решать задачи по начертательной геометрии. В конце-концов, minimum за первый курс я, с грехом пополам, сдал. Оставалась лишь аналитическая геометрия, которую я благополучно завалил, и вместе с ещё шестью предметами, всё перенес на следующий год.
Начиная с весны 1913 года, я стал участвовать в матчах клубов высшего класса. А знаменитым футболистом я стал после матча сборных Петербурга и Москвы. Ни один из нападающих Москвы не смог пройти к нашим воротам! Я тогда играл и за себя и за своего партнера Хурхина. Правда, нашим нападающим удалось забить москвичам три мяча лишь в дополнительное время, но мы все-таки победили. После матча публика вынесла меня на руках, а потом качала – такое впечатление на всех произвела моя игра! Рая – подруга сестры Лены, бросилась мне на шею, со словами: «Ах, как ты чудно играл!»
