Словно вкушаешь молодильные яблоки Гесперидова сада и ощущаещь, что опрокидывается на тебя полный ковш живой воды, берущей начало в новозаветных преданиях. А память вытаскивает из своих дальних сусеков высказываник Ф. Ларошфуко, точно выражающих суть описываемого состояния:
«Ветер задувает свечу, но раздувает костер».
Высвечивая мифопоэтическую изнанку обыденного мира, изгоняя из него буквализм – это искусственное гетто- Пушкин увязывает надежду человека не с филологически трепетными изысканиями, а с хирургическим вмешательством, когда анатомическим ножом вскрывается боль, слепящая свет, и с гальваническим прорывом в потаенные уголки души:
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
В авторском исмыслении, поэт поднимает на высоты запредельные мысль следующего исторического чертежа:
«…каков дух времени и каковы люди стали. На крапиве не родится виноград, из лжи не выведешь правду; из смешения лени, равнодушия, невежества с безумием и развратом не возникает сам собою порядок. Что мы посеяли, то и должны пожинать. Всем неравнодушным к правде людям очень темно и тяжело, ибо, сравнивая настоящее с прожитым, давно прошедшим, видим, что живем в каком-то ином мире, где все точно идет вспять к первобытному хаосу, и мы посреди всего этого брожения чувствуем себя бессильными».
В стихах Пушкина переплелись мотивы античных мифов и ветхозаветные сюжеты, в них звучат легенды Средневековья, пульсируют идеи эпохи Возрождения и мысли античных философов:
Адриатические волны,
О Брента!…услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона:
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной…
Язык Петрарки и любви…
Пушкин отыскивает в этом историческом безмерном океане те житейские вещи, ту силу светлого смирения, которого праведники ищут в вере. Он создает и делает это триумфально, ярко, захватывая капитально всесилье Добра, пришедщее из древнего, далекого: «…домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников». Еще древние подметили, что порою полезно принадлежать другим, дабы другие принадлежали тебе. Некая старуха – провидчица, согласно легенде, сказала римскому императору Адриану: «…иногда складывай с себя сан».
Яркая образность и лаконичность изложения, приближение художественного мира подчас к языку и обычаям того времени, придавали стилю Пушкина привкус вечного – живая античность, сочная мифологическая и библейская колоритность смотрят на нас первозданной свежестью:
Пейте за радость
Юной любви —
Скроется младость,
Дети мои…
Кубок янтарный
Полон давно.
Глава «Моральная инструкция бытия»
Поэзия Пушкина тяготеет к метафорической образности и притчевости, красочности и живописности, самоироничности. В его поэзии – соль и мед, горе и ликование, он радуется, на взгляд автора, что может простить, смеяться беде в лицо, упасть в нелегком бою и смело встать. Его духовный ориентир, моральная инструкция бытия – жест молитвенный, подобием секир, точный нацеленный в сердце и ум православные. У него Ум играет свой шедевр на судьбах человеческих, недаром Пушкин называет его «бессмертным солнцем человека»
Графически литой и зрительно четкий образ этот хорошо подчеркивает сакральную самость поэтического дара Пушкина в его поэтической аллегории. Образ цветистый, живописный, четкий. Какой матерый кусок нашего существования отколот – содрогание по телу проходит, словно апокалипсические молнии пронзили, будто «небо по жилам протекло».
