Жеская конструкция мыслительных процессов, ее предельная консервативная форма, выстроенная на иерархизации, подчинении принципам и правилам, для Пушкина универсальный социум, где можно быть одновременно глубоко лиричным и философичным, и пребывать в неге фольклорной стилизации, и в романтических мечтаниях. Своей поэтической строчкой Пушкин легко передает аромат любой эпохи, любой вещи. Как бы подтверждая, что его таланту под силу всякая стихия – одушевленная и застывшая, живая и камнем-валуном придавленная:
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! – взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей…
Здесь ему помогает обостренное чутье новизны, способность в хорошо знакомом видеть необычайное и неиссякаемый кладезь феерического воображения, исполинской фантазии, что помогает ему выгонять сор из неприхотливой жизненной избы, превращать его в жемчуг с блистательным перламутром. Здесь ему подвластен тот особый талант, и состояние души, и нечасто встречающаяся способность взрослого человека быть ребенком со скатившейся с глаз «милой слезинкой». Мечтает, «…могучей страстью очарованный»:
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря.
Когда же начну я вольный бег?
Пейзажи Пушкина наполнены сочными образами, красками, запахами, звуками. Он умеет видеть, слышать, осязать природу в тончайших оттенках ее бытия. Поэту хватает нескольких образных запоминающихся мазков, чтобы нарисовать выразительную картину природы:
Полезен русскому здоровью
Наш укрепительный мороз:
Ланиты, ярче вешних роз,
Играют холодом и кровью.
Немалое место в творчестве Пушкина занимают поэтические размышления о явлениях высоких и вечных – Боге, вере, душе, противостоянии Добра и Зла, сущности и смысле бытия, добродетели и греховности, о существовании за гранью бренного мира… Многие из таких стихотворений несут на себе печать его самобытности и дарования. Это происходит потому, что он вынашивает и растит их в себе, как моллюск жемчуг: «своих границ не ведает поэт». Неожиданные, пронзительные своей парадоксальностью выражения, обволакивающие его стихи в воздушный искрометный мираж, ошпаривающие демонической кипящей лавой, исторгнутой с Небес до самых отдаленных углов земной ойкумены.
Стихи Пушкина отличает невероятная внутренняя энергия. Они взрывные. Они рождаются на пределе. Сама же он – натура горячо страстная, пылкая, чувственная, эмоциональная, темпераментная, полная душевного огня. И многоликий:
…Волшебный край! очей отрада!
Всё живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада…
Устами поэта жарко и страстно говорит сама жизненная суть, древняя и непобедимая, непостижимая и загадочная. Глаголит о первозданном и вечном, но уже в новом аккаунте, в планетарном социуме, на новом эволюционном подьеме человеческой души:
Поля, холмы, знакомые дубравы!
Хранители священной тишины!
Свидетели моей тоски, забавы!
Забыты вы… до сладостной весны!
Поэт всецело держатель гармонии формы и содержания. Благодаря чему и достигает выразительного художественного эффекта «очарования пластикой душевных переживаний» – как бы растворение многовековых иллюзий в пламени вечности, в тишине всеполглощающего одиночества.
Автор позволил себе набросать легкие инвекции относительно пушкинской «лиры вдумчивой: Он – «честно льстит// ласково манит//растит и лепит в себе Бога и дьявола// потаенно плачет о венке лавровом// хочет тихо сесть у вечерней речки рядом с костром// и не дергаться в своей амбициозной иллюзии».
