Такие дела - страница 21

И хотя дома должно было быть безопасно, бубнящее в ночи: «ТЫЦТАЦТЫЦТАЦТУТУТУТУЦТАЦТЫЦТАЦ» не давало покоя.

Шум прекратился, когда сосед – вечно пьяный Женька – вышел наподдал ночному меломану тумаков.

Смотреть на природу было здорово. В особенности Егору нравился снегопад. Красота момента спасала от осознания, что вскоре придётся снова раскидывать снег со двора и у ворот. А вот Женьку это не очень нравилось. Он матерился, борясь со снегом. Иногда снег побеждал и Женёк падал. После он долго пытался найти в себе силы встать. Снова матерился. Отдувался. Но в конце концов, брал себя в руки, сжимал пальцы ног в кулак и поднимался.

После очередного январского дня учёбы на связь вышел отец. Егора смутили перемены в нём. Он подобрел. Говорить стал как-то приторно. Глаза источали вселенскую пустоту, а лицо очень близко познакомилось с бритвой. Егор не помнил, когда отец брился. Волосы на лице, стали неотъемлемой частью самого лица. И Егору пришлось туго, когда он пытался привыкнуть к новому виду Павла Васильевича.

– Мы тут кое-что нашли. Рассказать поподробнее не могу. Тебе надо это увидеть! – говорил Павел Васильевич.

– Но, пап, как? Ты меня в следующий раз с собой повезёшь? А как же учёба?

– Что-нибудь придумаем. Тебе определённо надо это увидеть!

Егор не оценил подобных перемен. Когда он учился в классе третьем-четвертом, он мечтал о том, чтобы батя взял его на работу. Это спасло бы Егора от одиночества, а до кучи и от остопиздевшей, по определению Макса, учёбы. Но сейчас… Было в этом что-то тревожное. Отчего это отец, вдруг передумал? Сколько Егор себя помнил, Павел Васильевич старался отвадить его от своей работы.

– Сына, понимаешь, ничего в этом хорошего нет. Разве что зарплата. Но она заканчивается быстрее, чем я дышу. Поэтому действительно: ничего хорошего, – говорил в бороду Павел Васильевич.

А сейчас, ни с того ни с сего, отец, вдруг, передумал.

– Бать, а ты чего побрился-то?

– А, ты заметил? Да не знаю… Влюбился!

– Чего?!

– Понимаешь, тут у нас учёные обосновались. Почву изучают. И лёд. Так вот среди них такая профессорша есть! На маму похожа… В молодости.

Егора как под зад пнули. Он, конечно, уже подрос. Кое-чего должен был понимать. Но с новой пассией отца так просто смириться не мог. Павел Васильевич всегда носил на себе отпечаток трагизма. А вот новая влюбленность этот отпечаток смывала. Теперь понятно, что поменялось. Не то, чтобы Егор был против… Как-никак, батяня ещё совсем не старик, но что-то внутри ломалось, мешало воспринимать его по-старому.

– Как зовут?

– Мила Александровна.

– Попросишь называть её мамой?

Павел Васильевич чаем поперхнулся.

– Егор!

– Да всё нормально, бать. Я всё понимаю.

По крайней мере, Егор хотел думать, что всё понимает.

– Фотку покажешь?

– Какую фотку?

– Бать, не тупи, моей будущей мамы.

– ЕГОР! ХВАТИТ! Покажу. В телеге будет.

Когда Егор увидел Милану Александровну, его картина мира заиграла новыми красками. Он, кажется, стал понимать что-то о взрослых.

– Красивая.

– А то-ж.

– Вы вместе приедете?

– Нет, скорее всего нет… Понимаешь, всё сложно.

– Ты ещё даже не заговорил с ней. В смысле, не по работе, так?

– Егор!

– Я не знаю, кто сидит перед камерой, но вы явно не мой отец. Что вы сделали с папой?