Борин проводил взглядом удаляющуюся птицу, потом перевел взгляд на Акиву, как на помешанного.
– Знак? Книжник, ты с глузду съехал? Это просто птица! Птица падальная! Глупая! А следы – вот они, здесь! Идут в камыши! Туда и надо лезть, если хочешь узнать, кто тут у нас выдр жрет!
– Нет! Мойше говорил… Старый Мойше говорил искать знак! Говорил про мельницу! И про человека с воронами! Этот ворон – не просто птица! Он нас зовет! Мы должны идти за ним! – Акива сам удивлялся своей внезапной, почти безумной настойчивости. Что-то внутри, какая-то древняя интуиция, подсказывала ему, что нужно верить не следам на грязной земле, а карканью в хмуром небе.
– Да ты рехнулся окончательно! – взревел Борин, побагровев. – Слушать ворона! Я – лесник, охотник! Я верю своим глазам и следам на земле, а не птичьему трепу! Иди один за своим пернатым пророком, если охота ноги ломать у этой развалюхи! Там одни крысы да привидения! А я пойду по следу! Может, догоню эту тварь и башку ей снесу!
Он решительно шагнул к густым зарослям камыша, но Акива инстинктивно схватил его за рукав.
– Пожалуйста, Борин! Умоляю! Пойдем со мной! Что мы теряем? Пять минут! Если там ничего нет – вернемся к следам. Клянусь! Но я чувствую… я должен проверить! Должен!
Борин посмотрел на жуткие отпечатки перепончатых лап, потом на Акиву, в глазах которого горел странный, лихорадочный огонь, потом на удаляющуюся черную точку ворона над старой мельницей. Помянул недобрым словом всех книжников, сумасшедших стариков, надоедливых птиц и болотных тварей, смачно сплюнул в грязь и нехотя проворчал:
– Ладно! Шайтан с тобой, книжник! И с вороном твоим! Пошли к твоей чертовой мельнице! Но если там пусто – пеняй на себя! Сам тебя в это болото башкой окуну вместе с твоими пророчествами!
Они свернули с берега и пошли по едва заметной, заросшей тропинке, ведущей к мельнице. Ворон уже скрылся из виду. Борин шел впереди, тяжело ступая и ругаясь себе под нос, Акива – за ним, полный смутных надежд и еще более смутных, дурных предчувствий.
Старая мельница выглядела зловеще даже при свете дня. Почерневшие от времени и сырости бревна, местами прогнившие, провалившаяся крыша, огромное, заросшее тиной мельничное колесо, застрявшее в прибрежной грязи. Дверь висела на одной ржавой петле, жалобно скрипя на ветру. Внутри было темно и пахло плесенью, крысиным пометом и запустением.
– Ну? Где твой знак, пророк? – проворчал Борин, остановившись на пороге и с опаской заглядывая в темноту. – Пусто тут, как в моей башке после вчерашнего самогона Златы. Ни воронов, ни говорящих мужиков. Пошли обратно к следам, пока тварь не ушла далеко.
Но Акива, пересилив страх, шагнул внутрь. Глаза понемногу привыкли к полумраку. Он разглядел остатки очага, сложенного из камней, перевернутую грубую лавку, кучу какого-то тряпья в углу и… мешок. Обычный холщовый мешок, довольно новый на вид, стоявший у стены. Он был явно не пуст. Акива осторожно подошел и развязал его.
Внутри оказались припасы: несколько караваев хлеба, кусок вяленого мяса, фляга с водой, огниво, хороший охотничий нож и… аккуратно сложенная карта местности. Карта была грубая, рисованная от руки на куске пергамента, но на ней был отмечен штетл Полянки, Черная речка, эта самая мельница и еще несколько точек в лесу и предгорьях, помеченных странными, незнакомыми символами.
– А это что за новости? – пробормотал Борин, заглядывая Акиве через плечо. – Похоже на схрон. Тайник разбойничий? Или… кого похуже? Беглых каторжников?
