Там, где Босфор замолкает - страница 18

– Можно задать тебе странный вопрос? – спросил он.

Она кивнула.

– Что в себе тебе хочется сохранить навсегда?

Мелисса застыла. Потом, не отводя взгляда, сказала:

– Умение чувствовать. Даже когда больно. Даже если это никому не нужно.

Он кивнул.

– Это редкое качество. И опасное. Но самое живое из всех.

Она улыбнулась:

– А ты?

– Я хочу сохранить то, что происходит сейчас. Не момент – чувство. Что есть кто-то, с кем можно просто… быть.

Они снова замолчали. На фоне тишины шум воды стал громче. Будто Босфор был между ними и всем остальным миром.

Он повернулся к ней чуть ближе. Медленно, без давления, без нужды в действии. Только ближе – так, чтобы она почувствовала тепло его плеча. Она не отстранилась.

– Ты красивая, когда не прячешься, – сказал он почти шёпотом.

Она не знала, как ответить. Это не был комплимент в привычном смысле. Это было признание в уважении. Он увидел в ней то, что она не показывала годами.

– Спасибо, – прошептала она.

– И когда молчишь тоже, – добавил он.

Снова тишина. Долгая. Спокойная. И не надо было ничего больше.

Потом он вдруг спросил:

– На что ты никогда не пойдёшь?

Она задумалась. Ответ был внутри неё давно.

– Я никогда не стану той, кто любит наполовину. Или делает вид, что не любит, чтобы не обидеть кого-то. Я… или полностью, или никак.

– Тогда будь осторожна. Такие сердца редко понимают полумеры.

– А ты?

Он вздохнул:

– Я никогда не уйду, если рядом со мной кто-то стал живым.

Они снова замолчали. Её взгляд опустился на их руки, соединённые неуверенно, но крепко. Он не смотрел вниз – только на неё.

Она тихо прошептала:

– Мне кажется, ты сейчас слышишь не только мои слова. А всё, что я не сказала.

– Я стараюсь, – мягко ответил он. – Потому что ты впервые говоришь, и я не хочу проспать это.

И в тот момент она поняла: поцелуй был бы слишком мал для того, что происходило между ними. Они только подошли к границе, за которой начинается другое дыхание. Но пока – лишь тишина, руки, свет фонаря на их щеках.

Мелисса обернулась, глядя в воду:

– Ты знаешь, чего я боюсь больше всего?

Он покачал головой.

– Что я когда-нибудь снова стану сильной… в смысле, в котором это слово меня разрушает.

Он ничего не сказал. Только сжал её пальцы – чуть крепче.

И в этом жесте было обещание. Молчащее. Настоящее.

Стамбул вечером – не город, а живая фреска. Он пульсирует, дышит сотнями голосов, горит витринами, светофорами, рекламами. Люди текут улицами, как горячий чай из тонкого стакана – чуть прольёшь, и уже обожгло.

Они вышли из старого района – спонтанно, не договариваясь. Просто шли, шаг за шагом, пока не оказались на İstiklal. Улица играла, как музыкальная шкатулка – скрипач у стены, дети с воздушными шарами, кофейни, шумно выдыхающие пар, и чужие разговоры, в которых слышалось слово «aşk» чаще, чем «привет».

Мелисса оглянулась – Гёкхан был рядом. Но толпа была слишком плотной. Он только что держал её за локоть – мягко, направляя, чтобы не потерялась. Но теперь руки их были поодаль.

– Ты не боишься толпы? – спросила она, чуть громче обычного.

– Я боюсь в ней потерять что-то важное, – ответил он, не глядя.

И вдруг – короткое расщепление реальности. Кто-то прошёл между ними. Девочка с розовыми волосами, мужчина с коробкой пахлавы. Чужая музыка. Гудок трамвая. И всё – исчезло.

Мелисса обернулась.

Гёкхана не было.

Она остановилась. Сердце отбивало неправильный ритм. Толпа не замечала её тревоги. Люди шли, говорили, смеялись, продавали лепёшки, цокали каблуками. И никто, кроме неё, не чувствовал, что этот мир вдруг стал на секунду пустым.