Там, где Босфор замолкает - страница 16

– Что в тебе самой тебя раздражает?

Мелисса усмехнулась грустно.

– То, что я умею притворяться сильной. Настолько хорошо, что сама в это верю. Пока не разрушаюсь. А потом снова собираю себя, как мебель из IKEA – без инструкции.

Он засмеялся. Тихо, но с настоящим теплом.

– Прости. Это было хорошо. И больно. Одновременно.

– А ты? – спросила она вдруг. – На что ты не пойдёшь?

– На жизнь без правды. Даже если она разрушит меня.

– Ради чего умер бы?

– Ради своей сестры. Она была моим первым другом. До сих пор остаётся.

– Что в себе не любишь?

Он подумал. Потом сказал:

– Иногда я слишком долго молчу. А потом, когда говорю – уже поздно.

Они замолчали. Не потому что закончились слова. А потому что теперь между ними было не молчание, а честность. Прозрачная, как вода в свете луны.

– Знаешь, – сказала она, – я сейчас не боюсь.

– Почему?

– Потому что ты рядом.

– Я всегда рядом, если нужно молчать. Но я останусь, если ты захочешь говорить.

Она наклонилась вперёд, ближе к нему.

– Я уже начала. Не останавливай меня.

Он ничего не сказал. Просто взял её руку. Не как в кино – не резко, не страстно. Просто уверенно. Как будто знал: этот жест важнее любого признания.

И в этот момент тишина Босфора стала похожа на музыку.

Ночь вокруг них сгущалась, словно чернильное полотно, и только маяки на далёких кораблях отражались в воде мягким оранжевым светом. Скамейка, знакомая им теперь как родная, казалась тронной и одновременно хрупкой – как память, на которую нельзя опереться, но от которой невозможно отказаться.

Мелисса глубоко вздохнула, потом закрыла глаза:

– Я никогда не думала, что смогу рассказать тебе это, – начала она, даже не открывая глаз. – Слишком много лет я хранила свою историю под замком. В России я жила между ожиданиями других и голосом, который всё ещё звучит за границей – слова: «Ты должна быть сильной». А сильная – это значит недоступная. И я выбрала это…

Она открыла глаза. Он смотрел на неё, опершись на локоть.

– Ты думаешь, – продолжила, – что сильная – значит защищённая. Но это не так. Сила – это способность чувствовать, даже если рушится внутренняя опора. А я… я научилась прятать опору так глубоко, что забыла, где она.

Он кивнул.

– Как прятала?

– Под работой. Под маской оптимизма. Под тем, что я говорю: «Конечно, я справлюсь». И всё это дошло до того, что я сама в это поверила. А когда меня трясло – я… делала вид, что это просто усталость. Но это была усталость от самой себя. Тому, кого не разрешала сдаваться.

Молчание стало длинным. Он не задавал вопросов, но его взгляд говорил: «Я здесь».

Она продолжила, голос стал тише:

– Когда я уехала из России… я думала, что сбегу. Уйду от тех слов, которые казались стандартными: «Ты не такая, как все». Но с каким смыслом «не такая, как все», если ты всё равно одна?

– И как сейчас? – спросил он мягко. – Ты по прежнему одна?

Она посмотрела на Босфор. Волны струились, как мысли, не поддающиеся контролю.

– Не знаю. Иногда – да. Иногда – нет. Бывает, испытываю такое чувство, что могу исчезнуть, как тень дома перед заходом солнца. И всё, что оставит меня в мире – это слова, которые хоть кто-то сказал. Только не потому, что должен. А потому что захотел услышать меня.

Он молчал. Просто слушал. Но она чувствовала: это не безучастие. Это прихотливая форма участия, где каждое слово весит тонну.

– Я хочу спросить… – она замялась. Глубоко вдохнула. – Ты никогда не боялся, что сольёшь свою историю? Расскажешь кому-то всё… а потом кто-то скажет: «Фу, зачем ты это говоришь»?