Там, где Босфор замолкает - страница 5

И, уходя, вдруг подумала: впервые за долгое время ей не хотелось исчезнуть.

На следующее утро Мелисса проснулась рано. В комнате было прохладно, за окном по-прежнему слышались крики чаек. Стамбул дышал неспокойно – как человек, которому снится слишком реальный сон.

Она оделась без особого усилия: в любимый свободный кардиган, потёртые джинсы, волосы – собрала в низкий пучок. Ни капли косметики. В этот день она хотела быть настоящей до самого основания.

Кафе уже ждало её.

И он тоже.

Гёкхан сидел за столиком, привычно уткнувшись в телефон. Но как только она подошла, положил его экраном вниз.

– Доброе утро, – сказала она.

– Сегодня ты пахнешь дождём, – ответил он.

– А ты – как старая книга. В которой много закладок.

Он кивнул, усмехнувшись.

– Мне нравятся люди, которые читают между строк.

Они молча ждали чай. Рядом у витрины женщина ругалась с официантом из-за перепутанного заказа. За стеклом кто-то играл на сазе – рвано, но с душой. В кафе, несмотря на шум, было уютно.

– Вчера вечером я долго думала, – сказала Мелисса, когда им подали чай.

– И что решила?

– Что устала быть поверхностной. Я слишком часто адаптируюсь. Примеряю чужую энергию. А потом не могу вспомнить, какая я на самом деле.

Он слушал. Внимательно. Не перебивая.

– Меня всё время как будто немного нет, – продолжила она. – Как будто я привидение, которое просит разрешения быть. Даже в любви. Даже в семье.

– А сейчас? Ты здесь?

Она посмотрела на него. И впервые не испугалась вопроса.

– Да. Впервые за долгое время – да.

Он молча протянул ей чай.

– Тогда запомни этот вкус. Это будет вкус твоего настоящего.

Мелисса сделала глоток. Было горько. Терпко. Но как будто в самый раз.

– А ты, Гёкхан? – спросила она. – У тебя тоже был момент, когда ты понял: «я здесь»?

Он посмотрел в окно, будто пытаясь найти нужные слова между облаками.

– Был. Это было после смерти отца. Я не плакал. Ни слезы. Только сел на лодку и ушёл в море. И там, среди воды, меня впервые охватил страх: что если я – никто? Что если я просто продолжаю то, что было начато до меня? Без воли, без смысла.

– И что случилось потом?

– Повернул обратно. Вернулся. Посадил дерево. Назвал его в честь отца. И пообещал: теперь я сам себе имя.

Она не знала, что сказать. Только почувствовала, как внутри что-то оседает – в хорошие, надёжные слои.

– Ты очень… настоящий, – сказала она.

– Ты просто слишком давно не встречала настоящих.

Они снова замолчали. Но это молчание было другим. Уже не неловким. Почти родным.

Потом он сказал:

– У тебя в глазах – шторм. Но ты стараешься всё время быть гладкой водой.

– Я боюсь, что шторм кого-нибудь потопит.

– А я думаю, что кому-то повезёт, если ты наконец взбунтуешься.

Она улыбнулась. Не потому что стало легко – просто стало честно.

– Я боюсь себя, Гёкхан. Иногда до слёз.

– Я – себя тоже.

Они смотрели друг на друга – без напряжения, без желания нравиться. Просто два человека, которых уже слишком долго никто не слушал.

Гёкхан достал из кармана старую зажигалку.

– Это всё, что у меня осталось от деда. Он говорил: «Не бойся пламени. Бойся жизни без огня».

Мелисса взяла зажигалку в руки. Потёртая, тёплая от его пальцев.

– Можно я её подержу?

– Можешь оставить.

Она подняла взгляд.

– Серьёзно?

– Ты уже что-то оставила мне. Ты просто не знаешь.

– Что?

– Своё внимание. Оно самое дорогое в этом мире.

Она молчала.

Он встал.

– Пойдём. Покажу тебе одно место.

Они вышли из кафе. Прогуливались в сторону набережной. День был наполнен весенним ветром и запахом соли. На горизонте солнце лениво касалось минаретов.