– Будем резать трупы. Надо понять, как лечить эту язву.
– Господи помилуй, виданное ли дело: резать трупы! Может, лекарства какие или заговоры помогут? Я бабку одну сильную знаю, в доме у реки живет, – предложил последнее средство городничий. Но, увидев, суровое, темное и скорбное в неверном свете свечи лицо Андреевского, взмолился об одном:
– Только никому об этом не говорите!
– Колдуны проклятые, – бормотал городничий, возвращаясь на тройке домой, – еще неизвестно, кто опаснее священный огонь или лекари эти странные.
По Челябинску поползли темные слухи, что приехавшие столичные врачи учатся воскрешать мертвых. Люди на руках несли в дом у реки умерших детей, умоляя спасти и исцелить. Солдаты на подводах везли и везли усопших, складывая их в сарай возле дома. В покойницкой трупы уже давно не помещались.
Больше 200 покойников вскрыли, изучая болезнь, Степан Семенович с Василием. Каких только язв не насмотрелись.
– Не могу больше этого терпеть, мне кажется, я весь пропитан смертью, она осела на мне каплями как белый туман, – доктор Андреевский после рабочего дня был измучен. – И труднее всего надежда. Исцели! Спаси мертвого! Да чтобы этого не слышать, я любые магические книжки бы изучил, если бы они помогли воскрешать. Выход вижу только один. Остается умереть самому и воскреснуть, чтобы завершить начатое. Картина мне примерно ясна, остается самому заразиться и исцелится. Ты будешь помогать.
– Ну нет, я на это никогда не соглашусь, – наотрез отказался Васька.
– Тогда я просто умру, – грустно улыбнулся ему одними глазами Андреевский, и лицо его на миг стало мягким и печальным. – Ты справишься, Василий Григорьевич. Мор должен быть побежден, и никакие духи нам не помешают.
– Да причем тут духи, батюшка, видано ли это дело, к себе добровольно болезнь занести!
– А ты меня вылечи! Я тут план лечения расписал, чем раньше начнем, тем больше шансов.
Смертельный укол с заразой, взятой еще у умершей Агафьи, Степан Семенович сделал себе сам в присутствии друга Василия и насмерть перепуганного городничего. Первые дни записи самочувствия в скорбном листе делал он самостоятельно, а потом, когда слег в горячке, ход болезни записывал Василий. А вот о том, с кем разговаривал в бреду штабс-лекарь, подлекарь никогда никому не говорил….
***
Андреевскому с каждым днем становилось все хуже.
Васька уже и не верил, что друг сможет поправиться. И Богу и дьяволу молился Жуковский, умоляя сохранить жизнь самоотверженному доктору.
«Как же так, он все ради людей делал, на такие жертвы пошел, себя не пожалел… Как он может умереть! Вот вправду говорят: „Не делай людям добра, не получишь зла“, – вертелось у него в голове, – Силы небесные, спасите человека самого чистого и доброго из всех, кого я встречал! Век благодарен буду! Ну помогите кто-нибудь, хоть единая душа!»
Но никто не слышал его на краю света в этом одиноком доме на берегу замерзшей реки.
Однажды, задремав у постели горячечного больного, Васька проснулся от скрежета в стекло. В полной темноте странные царапающие звуки были слишком громкими и страшными. Бесшумно в теплых вязанных шерстяных носках подошел подлекарь к окну и увидел, что в стекло бьется, царапается сильными когтями филин.
– Уу-гху, – громко ухнула птица, завидев в окне испуганного человека и жутко захохотала, взмахивая сильными крыльями и взлетая вверх по спирали.
Рядом отчаянно и безнадежно завыла собака. Ее вой подхватили другие. Васька вспотел от внезапно накатившего страха и влажной кожей почувствовал, как вдруг понесло холодом от входной двери. У косяка кто-то стоял. Приглядевшись, он увидел в лунном свете красивую девушку.
