Там, где Челябинск. Место, соединяющее миры и рождающее сущности - страница 4



Когда медицинская коллегия Сената предложила штабс-лекарю Андреевскому найти управу на «поветрие», уносящее жизни людей и животных в богом забытом уездном городишке Челябинске, он сразу согласился. Попросил только разрешить поехать с ним подлекарю Жуковскому. Просьба была удовлетворена.

В Челябинске столичных врачей поселили в большом доме на берегу реки.


***


Агафья, мать больных близнецов из дома рядом с лекарским, уже не плакала, а сипела, временами подвывая. Ее лицо было черным и жутким, в колеблющемся пламени свечи она была похожа на узкоглазую злобную старуху. Старинные образа над больными были темными и мрачными, как будто на них были не Богородица и Спаситель, а Смерть и Сатана.

– Проклятое место, зачем мы сюда приехали? Деточки мои, деточкииии! Угораздило же вас попасть под священный огонь! Почему он выжигает только нас? Шел бы вон, к соседям, перекинулся бы на Фомку-хромого, по нему плакать некому… Господи помилуй, господи, помилуй, господи, помилуй!

Васька, с ужасом разглядывающий огромные гнойные язвы на шее у лежащих в беспамятстве безнадежных детей, взял себя в руки и деловито уточнил:

– Что за священный огонь?

Мать, уверенная, что молодой доктор абсолютно бесполезен, не ответила. Она продолжила плакать без слез и читать слова молитвы, время от времени неосмысленно касаясь назревающего на ее руке фурункула. Было видно, что он свербит и чешется, принося страдания, которых она в своем горе не замечала.

Темнота в доме Агафьи была густая и враждебная, свет от свечей не справлялся с ней. Казалось, весь воздух здесь напоен затхлостью, болезнью и смертью. Ваське неожиданно стало страшно и тяжело дышать.

– Болезнь так называют: «священный огонь», – пояснил, пождав губы приведший врачей городничий, – люди и скот от нее буквально вспыхивают, как лучинки, и сгорают за пару дней без следа. Наказание божье за наши грехи…

– Не мелите ерунды, – лекарь Андреевский склонился над больными, – Бог никого не наказывает, тем более болезнью. Тут что-то другое, и мы это выясним.

– Что вы выясните? – вскинулась Агафья, – все из-за вас, дохтуров! Холера из-за вас и другие напасти! Зачем вы приехали? Детей моих забрать? А потом похоронить их без креста и имени и известкой засыпать? У меня мать так похоронили, она холерой болела. Сначала в барак холерный силой свезли, уморили там, а потом известкой засыпали! Даже оплакать не позволили! Не дам! Ничего вам не дам!

Бедную женщину пытались успокоить, но Агафья не слушала слов. Пришлось в спешке покинуть дом.


Столичные лекари отправились ужинать и советоваться.

– Я не верю, Василий, что этот город проклят, все это бабьи сказки, – рассуждал за едой Андреевский. – Болезнь почему-то цепляется за людей и быстро их сжирает. Что дает ей возможность переходить с одного на другого?

– Может быть прикосновения? – Васька встряхнул руки, как бы отгоняя от себя болезнь. – Или ветер.

– Может, и вода, и земля, – задумчиво протянул штабс-лекарь. – Где-то сидит древнее зло, а люди, подхватив его, передают друг другу. И вместо того, чтобы лечиться, молятся, что вообще без толку. Невидимое древнее проклятие… Где оно прячется?

Дверь резко растворилась, и с морозного воздуха в избу вошел взволнованный городничий.

– Померли! Варька и Сенька померли! Агафья с горя в полынью кинулась!

– Дура-баба, ведь и сама подхватила мор от детей, а сейчас весь город через воду перезаражает! – всколыхнулся Степан Семенович.