Там, где цветёт папоротник - страница 3

– Забери меня отсюда! Я готова терпеть что угодно, только не это.

Не то от жары, не то от возбуждения всё поплыло перед глазами, стены раздвинулись, и за ними оказалась кромешная тьма.

Глаза понемногу привыкли к темноте, и Света рассмотрела деревянные стены, низкий потолок. Было холодно и сыро. На земляном полу валялась какая-то тряпка, вроде, вышитое полотенце. Светлана подняла: похоже, что чистое (сухое, пахнет каким-то цветочным ароматом дорогого кондиционера), накинула на плечи: конечно, не согреет, но всё же не так будет зябко. Наверное, это и не полотенце вовсе, а палантин, причем большой, легкая ткань на ощупь приятная, шелковистая. Девушка осторожно обошла комнату, боясь наступить на что-то мерзкое или опасное, в темноте нащупала дверь, толкнула, но дверь с другой сторону была чем-то завалена. Лунный свет проникал через узкое крохотное оконце под самым потолком, но посмотреть в щель-окошко, чтобы понять, где оказалась, возможности не было. Ясно было только, что сейчас ночь, а судя по абсолютной тишине, нарушаемой только криком ночной птицы, Света оказалась за городом. В углу обнаружилась охапка сена, на неё девушка и села, опасливо поджимая ноги и судорожно вспоминая всё, что ей известно про змей, крыс и опасных насекомых. Но неожиданно навалилась усталость, и Света погрузилась в полудрёму – в беспокойный полусон. Светлана не понимала, сколько времени она сидит на мягкой сухой траве, закутавшись в расшитую разноцветным орнаментом ткань, но вот через оконце под потолком проник утренний свет, и за дверью раздались голоса.

В избушку зашли странные люди (Света подумала, что слово «странный» за последние сутки ей вспомнилось не один раз). У некоторых волчьи головы и хвосты болтались у пояса, и у всех были спутанные волосы, нечёсаные бороды, холщовые грязно-серые длинные рубахи, и сами вошедшие были какие-то непромытые, пахнущие потом и ещё чем-то неясным, неприятным и кислым, явно мылом и шампунем эти люди не пользовались. Они говорили на непонятном языке, вроде и на славянском, но не по-польски, не по-сербски (сербский Светлана слышала под Белградом, где с бабушкой отдыхала три года назад). Говорили вошедшие громко, спорили, стараясь перекричать друг друга. Вдруг в перепуганных мозгах Светы словно что-то щёлкнуло, и она стала понимать незнакомую речь. Откуда-то в памяти всплыл этот певучий и одновременно гортанный язык; показалось, что она сможет и говорить на этом, прежде незнакомом ей наречии.

Не будем вместе со Светланой постигать премудрости пятнадцати падежей и пяти склонений древней славянской грамматики. Поэтому всё, сказанное в 954 году, будет в этой истории записано на нашим современном русском языке, исключая тех слов и выражений, замены которым у нас с вами сегодня нет.

Удивительно, особых способностей к языкам у Светы не наблюдалось: много лет учила в школе английский язык, но толком не освоила, а тут мозг моментально переводил незнакомые слова. Девушка слушала этих неприятных людей и понимала каждое слово, но лучше бы ей не понимать! Её должны подарить какому-то Радегасту, а для этого предстояло её убить. Что за некрофил этот Радегаст, Светлана не знала, но что это не программа «Розыгрыш», а окружившие её настроены вполне серьёзно, было очевидно. Девушка прижалась спиной к стенке, но её грубо подняли, сорвали с плеч платок и в изумлении замерли. Немой восторг вызвал набивной ситец – крупные букеты полевых цветов на ярко-голубом фоне. Даже при слабом свете, пробившемся в окошко-щель, невиданная ткань поражала яркостью. Потом перевели взгляды на подол. Длинное ситцевое платье закрывало ноги почти по самые щиколотки, но красные туфли даже в утреннем полумраке потрясли собравшихся. Потом вошедшие загалдели все разом – решали: отправить невесту к Радегасту в этом удивительном наряде или оставить эту красоту себе. Княжеская дочь, даже раздетая, – сама по себе хорошая жертва.