Артём вошёл в класс с лёгким опозданием, и мы все затихли – спектакль начался.
У доски стояла она – наша несравненная Горгон. Высокая, с выдающимися формами, она возвышалась, как памятник эпохе трикотажа и средневековых причёсок.
На ней было платье неустановленного цвета – мы помним его ещё с детства – и мягкий трикотажный жакет, полочки которого уныло болтались по бокам.
Голову украшал тугой пучок сальных, жидковатых волос, собранных так плотно, будто он приподнимал её густые брови и заодно поддерживал третий подбородок. Всё это венчал взгляд – острый, как циркуль, и точно такой же холодный и непримиримый. Она стрельнула им поверх очков на цепочке, будто выискивая слабые места в обороне.
– Monsieur… Артём-э? – протянула она, будто пробовала его имя на вкус и обнаружила, что оно горчит. Или просто не соответствует стандартам здешнего «французского салона».
Я прикусила губу, чтобы не захихикать. Театр абсурда, первый акт, сцена вторая. Артём даже не подозревал, что стал нашим героем.
– Oui, madame, – спокойно ответил он, занимая свободное место рядом с Димоном.
Учительница сложила руки на груди, поджала пухлые губы. Ей явно не терпелось продолжить. Она посмотрела на парня, как строгий сомелье на бутылку дешёвого вина в залах Лувра. Мы с Машкой переглянулись и приготовились к продолжению этого «марлезонского балета».
– Очевидно, у вас могут быть проблемы с французским. Вы же не учили его в ВАШЕМ детском доме? Вряд ли вам будет легко в нашем Лицее. Давайте проверим.
– Вот зараза, обозвать спортивный интернат детским домом, – прошептал с задней парты Макс.
Максу, кстати, тоже не раз прилетало презрением за то, что его бабушка не приходит в школу узнать об его успеваемости. Успеваемость и неуспеваемость балансировали на тонком канате уже третий год, норовя вылететь из школы как пробка из бутылки «Советского полусладкого» вместе с её обладателем.
Артём лениво кивнул. Одноклассники уже начали перешёптываться, предвкушая шоу.
– Прочитайте этот абзац, – приказала она, указывая на текст в учебнике.
Артём наклонился, пробежал глазами строки и, ничуть не торопясь, начал читать. Идеальное произношение, лёгкая классическая интонация – звучало так, словно он читал новости на французском радио.
В классе наступила тишина. Затем кто-то прыснул. Учительница выпрямилась.
– Эм… хорошо, хоть читать умеете. А теперь объясните смысл прочитанного.
Артём вздохнул, будто его попросили рассказать таблицу умножения, и начал без запинки пересказывать текст, добавляя к нему детали и даже пару остроумных замечаний.
Мы все обалдели от знаний Артёма и хихикали над выражением морды Горгон. Учительница сжала губы так сильно, что они побелели, а подбородок, наоборот, налился ярким румянцем.
– Орфография! – выпалила она, направляясь к доске. – Напишите слово anticonstitutionnellement!
– Фига, мадам завернула, – весьма громко и возмущённо произнёс Димон.
Мы слегка притихли. Димон явно нарывался.
Артём ухмыльнулся, подошёл к доске, взял мел и, даже не моргнув, выдал длинное слово идеально. Добавил точку в конце.
Класс разразился восторженным вздохом.
– Всё, красавчик, теперь ты от меня не отвертишься, – с придыханием пролепетала Ира. – Шикарно, просто шикарно.
– Ну, это… – учительница начала покрываться красными пятнами. Всё шло не по плану. Следующий её этап – завизжать, хлопнуть тетрадкой по парте и отправить ученика к директору. Но тут – совсем иная история!
