– Неужели вы не умеете присочинять? – спросил он у какого-то кудрявого, с которым они общались теперь.
– Мы только этим и занимаемся! – сказал тот, и оба рассмеялись.
Когда все новые и старые сорта корневина были перепробованы, Сэвен вышел на улицу, наполненный свежими редкими знаниями об окружающем. Он стоял там под огромным горящим небом и отдавал себе отчёт, что везде вокруг в воздухе витают идеи, и концентрация их запредельная, так и хочется ухватить парочку за хвост. Стратег потянулся рукой вверх, но ничего не поймал на голое воображение…
– Наживка хорошая, но практики нужно больше, – услышал он голос.
Сэвен повернулся и увидел, что рядом стоит один из тех колоритных бронов, у которых голова большая и ясная, как сам свет.
– Добрый вечер, а вы умеете их ловить?
– Это моя функция в некотором смысле – ловить их и ставить на место. Я Лон, мастер по починке интуиций.
– Я Сэвен, стратег, приятно познакомиться.
– Ваш какой дом?
– Пузатый, с равнозагнутыми деревьями, кодовое слово Altius.
– А у меня Fortius, выходит, что мы соседи! Я как знал. Очень рад.
– Вы домой сейчас? Могли бы вместе.
– Да-да, пойдёмте.
Они выстроились в линию горизонтальную каждый на своей стороне и пошли по тропинке твёрдой, продавленной из следа в следовость. Вечером тут звуки дёргались, как магнитные бомбочки, но это было не везде, а только в некоторых местах, где удавалось столкновение со звуком, а звук этот был разумный, насыщенный: мельтешит птица, растение пьёт из земли, потягивание дерева – готовится спать, округляются бутоны – скрежещет начало жизни, цветок выходит, шлёпает плавником рыба, кряхтит многоклеточный зверь (ищет сны). Сэвен прислушался и обнаружил стихийность, а раньше он этого не понимал.
– Такие разные звуки, и я услышал собой.
– Паредем открывается.
Он как будто стоял сейчас перед зеркалом собственной жизни, видел целиком всё, не желая понять, что он был: фигура или человек, а может, картина, тень или нерождённый ребёнок, король или инкубатор для энергии. «Мы всегда есть многое», – слышал он слова Допса. Перекатывался свет от луны к камню, и он чувствовал, как в нём заживляются раны, как он спасён внутренне этой раскованной красотой ночи.
Сэвену захотелось говорить.
– Лон, а расскажите об интуиции, что это?
– Знал бы я, – усмехнулся мастер.
– А много у вас заказов на починку?
– Когда как. Иногда броны тянут такую большую идею – создание новой парадигмы или флай, тогда интуиции от перенапряжения часто портятся угнетённые, и тогда я много чиню, а иногда, напротив, вот спокойный мир, и никто не ходит ко мне. Но и тогда я не коплю в себе, не изнашиваюсь от безделья – в пустые моменты я люблю кувыркаться на траве, так вот совершенствуюсь, сглаживаю резкие углы. Мастеру по интуициям надо стремиться уходить от углов и линий, стремиться к кругу: круг – это самое безопасное состояние материи.
Они шли через чащу, на руках у них висели проблесковые фонари, так что сбиться надо было ещё постараться, но они и не сбились, а, напротив, даже очень правильно пришли. Вечер слепил темнотой снаружи, а внутри него шевелилась зигота равнодающая: на поляне вздымалось в полный ракурс горящее огненное поле. Поляна светилась тысячами световых встряхиваний, это были как будто точки размазанные, сбежавшие с дверей скважины, танцующие свободу.
– Светлячки резвятся, – пояснил мастер по интуициям.
– Я никогда не видел такого…
