К вечеру осенняя кухня словно сжималась, становилась теплее. Свет, исходящий от лампы с матовым абажуром и цепочками, напоминал картину «Ночная терраса кафе» нидерландского живописца Винсента ван Гога. Анна и Иван ужинали у окна, где за стёклами шелестели золотые листья, лил остывший осенний дождь. А они просто жили: пили чай с мёдом, читали друг другу вслух, перебирали фотографии, сложенные в коробки и вспоминали прошлое.
– Ты помнишь эту фотографию, Ваня? – Анна протянула супругу небольшой снимок, на котором двенадцатилетняя Луна держала за руль свой велосипед и казалась особенно счастливой.
– Конечно, помню. Дочь вернулась из кемпинга со своим выпускным классом начальной школы, и мы её сфотографировали. Она выглядела такой счастливой! Победительницей!
– Да! А я, зная про все ужасы этого мероприятия: многочисленные царапины, синяки, вывихи, ушибы, переломы и разбитые головы, – изрядно накрутила себя ещё до отъезда дочери. Помнишь, я рассказывала, как в моём классе во время школьного кемпинга мальчик пропал и потерялся в лесу, и его искали два дня потом?
– Помню, помню. Ты ещё запугивала и меня этим! Луна тоже не хотела ехать, подкармливая наших тараканов разными безжалостными доводами. Она и ко мне приставала с мольбами: «Папа! Вдруг там комары и пауки будут? Я же не усну, ты меня знаешь! И вообще у меня аллергия! Ты же видел, какой я сыпью покрылась однажды от непонятной еды!». Я виновато предлагал ей взять с собой крем от укусов комаров и лекарства от аллергии, но она не сдавалась: «А мыться под душем как? Там же быстро надо! Я ничего не успею!»
– О, да. Луна действительно подолгу зависала в ванной, – Анна улыбнулась и закатила глаза.
– Самым страшным испытанием для неё был велосипед: «Я совсем недавно научилась вращать педали, папа! Я никогда ещё не ездила так далеко! Как я проеду сотню километров? Там же машины проезжают рядом по дороге! А вдруг меня кто-то из одноклассников столкнёт нечаянно на трассу? Тебе меня совсем не жалко?» – произнёс Иван, копируя мимику дочери.
– Искусный манипулятор, – засмеялась Анна, – на моей голове за те три дня прибавилось много седых волос, дорогой. Я до сих пор помню, как мы, измученные переживаниями, хотели отказаться от кемпинга. Однако учитель и директор школы убедили нас, что это самое важное мероприятие, что-то вроде обряда инициации, посвящения во взрослую жизнь. Помнишь, как они нас уговорили, и в итоге мы сошлись на том, чтобы забирать ребёнка домой хотя бы на ночь?
– Да, Нюта, я искренне жалею только об одном: мы так и не побывали в кемпинге, как настоящие голландцы! Дочка смогла поучаствовать в таком мероприятии только благодаря школе. Она волновалась, но взяла себя в руки. А потом взахлёб рассказывала, как преодолела свой велосипедный страх и проехала-таки свои сто километров!
– А ещё она рассказывала, как вместе с подружками гуляла по площади Зандама, сама покупала себе то, что хотела, когда всем классом они рванули из кемпинга в город!
– А мне она хвалилась успехами на кухне: она готовила на всех пасту болоньезе. Потом сидела у костра, поджаривая маршмеллоу, и визжала от страха, слушая жуткие истории, подсвеченные карманным фонариком. Рассказывала, как нашла в лесу семейку лягушек; как трижды выбила страйк[1] в боулинге, куда дети ездили из кемпинга на велосипедах; как промокла насквозь под голландским дождём; как разрисовывала футболку; как пробовала настоящую суринамскую лапшу бами[2] и курицу, совсем забыв, что ты несколько раз готовила для нас это блюдо дома; как с большой семьёй, состоящей из учителей и детей её группы, играла в многочисленные голландские игры; как плавала в бассейне… И всё это она сделала за три дня!
