Там, где звучит жизнь - страница 3

Ночью я долго лежал без сна. В комнате было тихо, только за окном скрипел ветер, цепляя ставни. Где-то внизу отец храпел в своём кресле. Мать уже давно ушла спать. Я смотрел в потолок и думал только об одном – о той музыке.

Она звучала у меня в голове, как будто скрипка старика всё ещё пела где-то недалеко. Я встал, на цыпочках подошёл к двери, тихо снял засов. Оделся молча, не зажигая свечу. Снег лежал плотным белым покрывалом, воздух был тихий и звенящий. Всё спало.

Я крался улицами, прячась в тенях, пока не добрался до площади. Там, среди телег, бочек и скрученных брезентов, тускло горел один фонарь. У сцены сидел тот самый старик-скрипач. Он курил трубку и что-то тихо напевал себе под нос.

Я подошёл ближе, сердце билось где-то в горле.

– Простите… – выдохнул я. – Я… можно просто послушать?

Старик посмотрел на меня поверх очков. Не испугался, не прогнал. Лишь кивнул и сказал:

– Садись, если не боишься холода.

Я сел рядом, прямо на деревянную ступень сцены. Он поднёс скрипку к плечу и начал играть. Совсем не как днём. Это была другая мелодия – тёплая, спокойная, будто звёзды пели между собой.

– Твоя душа вся в звуках, мальчик, – вдруг сказал он, не глядя на меня. – Как тебя звать?

– Генри, – еле выговорил я и молчал. Я не мог сказать, что я – сын палача. Что мои руки уже знали, как пахнет кровь.

– Леопольд, – сказал старик и протянул мне руку. – Хочешь научиться?

Я кивнул.

Он протянул мне скрипку. Настоящую. Деревянную, со стёртым лаком и тёплыми струнами. Я взял её в руки и почувствовал – будто держу свою душу.

Я прижал её к плечу, и на миг весь мир исчез.

Старик поправил мои пальцы, показал, как держать смычок. Я извлёк первую ноту. Скрипучую, неловкую – но настоящую. И я понял, что больше не смогу без этого жить.

– Вот так, сказал Леопольд, когда я закончил. – Теперь ты на пути. Теперь ты знаешь, как это – быть в музыке. Но не забывай, Генри, музыка – это не только о звуках. Она о том, что остаётся, когда звуки исчезают.

Я посмотрел на него, пытаясь понять, что он имеет в виду, но Леопольд только улыбнулся.

– Ты найдёшь свой путь. А я буду рядом, если понадобится помощь.

Я вернулся домой в тишине. Снег под ногами хрустел, а в голове звучала одна единственная мелодия. Тот старик с теми самыми руками, которые учили меня жить в музыке, всё ещё играл. И я был уверен, что теперь ничто не заставит меня остановиться.

Глава 5

С тех пор я тайком пробирался на площадь почти каждую ночь. Старик ждал меня. Иногда с трубкой, иногда с яблоками, которые он жарил прямо на углях. Мы садились на ступеньки сцены, и он учил меня – терпеливо, внимательно, с добротой, которую я почти не знал.

Я учился держать скрипку, извлекать звук, читать простейшие ноты. Иногда он просто играл, а я слушал, затаив дыхание, боясь моргнуть и потерять хоть одну ноту. Музыка лечила – как будто залечивала внутри то, что отец разбивал каждый день.

Однажды, когда снег уже начал таять, я не выдержал.

– Мне нельзя быть музыкантом, – прошептал я, не глядя на него. – Я не должен даже прикасаться к скрипке.

Старик приподнял брови, но промолчал. Я вдохнул глубже, будто прыгал в воду, и сказал:

– Мой отец… он палач. И я должен стать палачом. Меня учат убивать. Я уже…

Я запнулся. Скрипка в моих руках будто стала тяжёлой.

– Я уже убивал. Кур. Скот. Скоро, наверное, и людей.

Старик не перебивал. Он только молча достал из-за пазухи платок и протёр очки, будто смотрел сквозь них в мою душу.