Там, где… - страница 4



Мы УЖЕ встретились.

С моим ясным, родным, светлым мальчиком Гео, Гиорой моей ненаглядной. У меня точно нет сомнений в том, что люблю тебя. Пусть там Каринка тебя пользует, пусть – пока меня нет.

Я ей тебя доверяю.

Не плачь, главное.

Я однажды видела, как ты плакал, когда твою маму забрал слон.

Это было невыносимо.

Это важно!

Я не знаю, я ничего не знаю…

Со мной разговаривал психиатр здешний. Он выпытывал, что это за мочизбургеры, я ответила, что у мамки в моей сумке валяется парочка, покажу при выписке. Еще спрашивал, кому я звоню все время, почему плачу. А я не плачу! Слезы сами льются, когда вспоминаю о Гео, Пауле, Карни – даже о трясогузке Сергее. Светлые такие слезы, слезы памяти, можно сказать. Откуда я взяла слово «трясогузка», спросишь ты, Ялька-из-будущего, если нет у нас птичек и зверюшек, даже пчелок? А вот я начитанная, понятно? Я ж училась много очень. В универе даже. Интересно, есть у вас универ? Надо будет много чего узнать еще. Инет в помощь, слава аллаху. Кстати, вот эти славы – Богу, Аллаху – сохранились как идиомы. Кто же будет всерьез верить в божков? То же самое, что Зевсу какому-нить поклоняться. Или Эли-Адонаю какому-нить. Говорят, были какие-то секты – и скрепы, скрепы! – Иегова его звали.

Его! – охренеть, как страшно.

Кальвинизмом отдает.

Я ж знаю, знаааю все про это, я – начитанная. Даром, что аудио – скажем так: наслушанная. В раньшие времена…

Ох. Раньшие.

Или позжие.

Мне не дано узнать, это ж все в моей голове путается, может, в лайфлайне перекрутила… А ведь верно, могла.

Могла запросто!

В сердцах.

Говорили же не подходить к ней на эмоциях, а я… Беременных вообще надо бы изолировать от общества, отвечаю!

Так вот, я напряглась конечно, вспомнив о лайле, своей лайф лайне, но буду продолжать. О ней подумаю завтра, как Скарлетт. Да-да, я и о ней знаю. Считается, что все девки в раньшие времена в нее играли, а я – теперь. Вообще, романы это непреходящие ценности, и «Поющие в терновнике», и «Унесенные ветром», а «Над пропастью во ржи» и «Повелителем мух» зачитывались в универе, заслушивались, рыдали все без искл. Какие же мы… сентиментальные, похоже! Здесь люди какие-то… То ли бесчувственные, то ли глубоко скрывающие свои эмоции. Мы и поплакать, и попрыгать, и наораться вдоволь, и ржать, как кони – а они хранят какие-то тайны, так их, какие-то секретные дела у них тут, наверное. Может, это их поднимает в собственных и чужих глазах: скрытность. Мол, я много значу, если много скрываю. Я така значима единица!

Пиз… ц величественные.

Просто пиз… ц – а как по-другому сказать?

Пипцы всякие и песцы здесь в ходу, я уж слышала.

Неприятненькие такие.

Скрытные!

Хочется прям говорить сильно, хочется словарь составить, а то забывается – колют мне что-то, табсы дают, я перестаю помнить. Только когда за телеф хватаюсь, потихоньку вспоминаю, да не отобрали бы и его…

Пиз… ц! – это то, что наступает, или то, что ты видишь, конец света такой.

Ох..ть, оп..денеть – это когда вообще не до чего, сплошной секс в мире творится.

Ох… льно – соответственно, то, отчего ох… ваешь.

Х… – х… там, х… на, на х… и проч – мужское, конечно, но мы ж, бабешки, перенимаем легко, нам нравится нравиться! О стволе все и его возможностях. Возможности у ствола-х… прекрасные, они открываются лет в пятнадцать-шестнадцать – и до самой смерти. А до этого времени мы познаем этот вот х…, тоже понимаем, что он и есть великий боже, Адонай и Зевс в одном, удовольствие там, и детишки, и вообще…