Читать онлайн Элена Греко - «Шел Господь пытать…»



© Элена Греко, 2020


ISBN 978-5-0051-0737-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Берешит>*

Я очень счастлива тем, что ты случился со мной в этой жизни.

Уверена: ты тоже – тем, что я случилась с тобой.

Спасибо тебе за все, в том числе – за инициацию этого текста.

Друг мой, прощай!>**

* * *
                    …Эшли.
                 Андрей.
              Оскар.
           Поль.
     Юрий.
   Натали.
    Влади.
      Алекс.
       Илана.
         Михаэль.
          Фредди.
            Игорь.
              Мари.
               Дмитрий.
                    Эжен.
…Лиор.
   Арье.
   Альфред.
   Марк.
    Руслан.
     Нино.
      Алексей.
       Серж.
        Камо.
         Алан.
          Эрик.
             Etc.

Автобус впечатлений стремительно петляет по горному серпантину памяти.

Человек.

Еще человек.

Каждый из них возникает перед глазами «пустым собраньем висков, и губ, и глаз, ладоней, плеч и щек»>*** и зачем-то становится дорог, наполняется сам и наполняет своей наполненностью меня. Я живу среди людей и… внутри людей.

И люди живут внутри меня. Любимые, теплые, близкие – как бы далеко ни были.

Разные части моего целого голографически отражаются в пространстве, обретая плоть.

Каждый человек в моей жизни значит «я».

Каждое «я» значит «любовь».

И все было бы хорошо, если бы это мое устройство не противоречило тому миру, в котором я живу. Миро-устройства никак не получается. А в чем проблема, я никак не могу понять… Время от времени меня задевает каким-то крылом осознавания, воспоминанием, что все началось не просто так. Что я сама это все придумала – где-то и когда-то.

Только где?

И когда именно?

И что это за сущность – «я сама»?

И какой должна быть эта сущность, чтобы такое придумать…


«С чего же все началось?» – в моменты остановки я задаю этот вопрос гладким камням, прохладной воде, легкому ветру, шершавым стволам. И каждый из них дает мне ответ. Google, естественно, с переводом не справляется. Приходится разбираться в одиночестве.

Горный серпантин моей памяти закручивает цепи имен в спирали и выдает – на-гора! – другие…

Инанна.
 Энки.
  Энлиль.
   Эрос.
    Эол.
     Пан.
      Понт.
       Гермес.
        Орион.
         Иштар.
      Катар ве хасис.
     Меркурий.
    Ноах.
   Гор…
Чувствую соединение с просторным и мощным, и во мне рождаются слова:
Нас много. Вы не одни.
Вас много. Я не одна.
Меня много.
И я… одна.
_____________________________

>*здесь и далее – названия начальных книг Пятикнижия:

«берешит» – в начале (Бытие),

«шемот» – имена (Исход),

«вайикра» – и призвал (Левит),

«бемидбар» – в пустыне (Числа),

«деварим» – речи (Второзаконие),

а также «мидраш» – толкование, изучение письменных писаний Торы


>**строка из стихотворения, завершающего «Последнюю поэму» Рабиндраната Тагора


>***из цикла «Разрыв» Б. Пастернака, написанном в 1919г.


* * *


Будем знакомы: я – богиня.

И я проживаю человеческую жизнь.

Да-да.

А что здесь такого?

Повесе Зевсу, значит, можно безобразничать! Бодхисаттве без воплощения на земле в Будду не переродиться, так что для него это обязательное условие. Водоплавающий Вишну ныряет, не задумывается. Энки милый вообще обитает в недрах земли, являясь людям почем зря.

Так что… никаких претензий, ребята! Эмансипацию мне.

Я ж богиня.

…Ибо я – первая и я же – последняя.
Я – почитаемая.
Я – блудница и святая.
Я – жена и дева.
Я – мать и дочь.
Я – руки матери моей.
Я бесплодна, но бесчисленны дети мои.
Я счастлива в браке и не замужем.
Я – та, кто производит на свет, и та, кто вовек не даст потомства.
Я облегчаю родовые муки.
Я – супруг и супруга.
И это я родила моего мужа.
Я – мать моего отца.
Я – сестра моего мужа.
Поклоняйтесь мне вечно,
Ибо я злонравна и великодушна>*

Вот-вот. Я, конечно, не она, не пафосная рогатая мадам Изида.

Хотя точно не скажу.

Да и все это стало неважно с тех пор, как Великая Богиня позволила себе развлекаться в образах многочисленных пантеонов. С тех пор иногда я Нут, порой – Тиамат, временами, конечно, Валькирия, чего скрывать! Близняшки Шакти и Кали – тоже мои ролевые игры. Не зря же люди придумали их – эти разноцветные маски Великой Богини!

Великая – не великая, одно ясно: про любовь.

Во всеприсутствии, кстати, нет таких организованных, структурированных звуков, как человеческая речь, поэтому выражение «про любовь» не кажется таким заезженным, как на земле, где вообще все… интересно. Так и доносится порой всякое: любовь, влюбленность, любование! А то и – страсть, вожделение, похоть! Не говоря уж о зауми философской – которая, как считается, во всеприсутствии и заимствована, – типа агапэ, филоса, эроса и иже с ними. Все так по-разному, хотя и об одном; с многочисленными эмоциями, порой противоположными посылами… Интересно! Поэтому-то я туда и хожу. В теле побыть, в речи, принять ограничение и действовать из него. Эмоции в теле почувствовать: где они там распределяться смогут, и смогут ли. Достаточен ли этот контейнер для любви. Противоречия изучить, рассогласованиями поиграть, головоломками-конструкторами. В общем, экспериментирую.

Эй, дэвы, погодите! Я с вами, на хвосте.

Летим!


Земля. Земля! Вкусно звучит. Зззземммммллллляааа… Уже как будто чувствую это приятное притяжение, этот терпкий запах, этот густой цвет, эту мягкую сыпучесть, всю эту… эту… материнскую плату! Ой… кажется, материнская плата – это про что-то другое? Как много мне предстоит узнать.

Вкуснооо!

Предвкушаю.

____________________

>*Гимн Изиде, обнаруженный в Наг-Хаммади, III или IV век (?) до н. э. Взят Пауло Коэльо эпиграфом для романа «11 минут», написанного в 2003 г. В нем описан опыт женщины, осознанно выбравшей профессию проститутки.

Менеджер Алексей и трубы тоннеля

Муравейник. Особенно у метро. В центре города люди – не люди, а просто какая-то кишащая масса. Толкаются, спешат, перекидываются короткими фразами, на ходу лезут в сумки, карманы, дымят, выкашливают осенних микробов, хоть и не холодно еще – свежо, но не драматично: погода, что называется, «шепчет».

И мне нашептала бы, если бы обнаружила во мне слушателя.

Но я совсем не в ресурсе.

Я чуть не умерла недавно, и теперь мне все равно. То есть по-настоящему все равно: умирать не страшно, умереть не получилось, ведет меня инерция вниз, в переход метро, как до этого вела в колледж по тихим центральным переулкам с музейными названиями.

Ведет и ведет, бреду с ней.

Мое тело выглядит целым – но это только видимость. Я продолжаю ощущать себя разорванной на клочки, рук почему-то не чувствую, временами ищу их глазами, успокаиваюсь, обнаружив. Сложнее всего в темноте. Приходится ими шевелить, гладить себя по лицу, чтобы убедиться, что с ними все в порядке.

Кроме инерции внутреннюю пустоту, которая образовалась после того, как я чуть не умерла, заполняет еще что-то. Наверное, это я. Причем, как уже говорила, рук почему-то не чувствую, а внутри – я. Или оно, которое все-таки я – больше некому. То, что держит разорванные клочки и заводит контуженный механизм движения, чтобы можно было следовать за инерцией.

И вот именно это оно (связи с ним не чувствуется, да и кому чувствовать – клочкам?) реагирует на молодого человека, ринувшегося навстречу.

– Извините, девушка, вы не уделите мне совсем немного времени? Мы могли бы пообщаться! Вас как зовут? Не очень торопитесь?

А куда мне торопиться? Честно мотаю головой, как-то явственно представляя свой покерфейс и опущенные плечи.

– Меня зовут Алексей, я – менеджер.

Во время описываемых событий, в начале девяностых, менеджеры только-только наклевываются. Так что в моей истории менеджер – новорожденный вид. Это слово звучит также престижно и иностранно, как, скажем, такое явление, как «коммерческий киоск» и музыкальный клип группы «Soundgarden» на канале «2Х2». А у Алексея в придачу к слову еще и папочка какая-то с документообразной бумажечкой и прикрепленной к ней пухлой ручкой под мышкой торчит – все говорит о его принадлежности к новоявленной касте.

– Пойдемте, пройдемся? Здесь недалеко, погода хорошая… Я потом Вас провожу.

Прошлись.

Болтал всю дорогу непонятно о чем и зачем. Завел в дворик-колодец, коих полно в центре, стал еще какие-то посторонние слова говорить, попросил… помочь. Почему-то мужчины в таких случаях просят именно помочь. Хотя… как еще выразиться, чтобы телка не сбежала в истерике? По-честному сказать: «было бы здорово, если бы ты мне… эээээ… в общем… мне тут кое-что нужно»… – да, это все о помощи. «Бедный, бедный парень! А ну как я ему помогу!» – так, наверное, должна всплеснуться телка при этих словах. Я не знаю, потому что мне нечем всплескиваться. Там, где всплескивалось, сейчас пусто, ведь я чуть не умерла; видимо, та часть все-таки умерла, а может, не до конца: может, позже восстановится, но сегодня – нет. Вообще это «девочка, помоги мне» вызывает отвратительные воспоминания, хотя сегодня и они прибиты пыльным мешком послесмертия: помню, что в детстве «повелась» на такую вот «просьбу о помощи», и с тех пор целоваться противно. В тот вечер меня, десятилетнюю, догнал пятнадцатилетний мальчишка и засосал с языком, по-взрослому. Фу!

А вот менеджер Алексей с его «проблемой» – вообще не фу. Во-первых, мне все равно, я никуда не спешу. Во-вторых, я уже не десятилетняя девочка, мне как-то… по возрасту. Не критично. Тем более парень – удача какая! – чистоплотный. Не зря менеджер. С салфеточками, при галстуке. В-третьих, может, я надеюсь на какой-нибудь исход. Любой. Познакомиться и замуж – или нож и завершиться. Муторно – из перехода в переход по инерции, руки искать – муторно.

На обратном пути менеджер Алексей продолжает болтать, теперь уже о своих жилищно-бытовых условиях, маме, графике работы менеджером, напоследок вручает мне листочек с номером телефона – визиток для простого люда к нам из-за кордона еще не завезли – и непринужденно прощается. Через миг я уже не могу вспомнить, какой он. Галстук помню, папочку, салфеточки, не особо приятный высоковатый тембр голоса, а общий образ никак не выстраивается. Распался. Бумажка с телефоном летит в ближайшую мусорную корзину. Вуаля.

Пока я еду в гремящем вагоне, внутри меня матово сияет оно. Как будто пытается заполнить всю пустоту. А я ему: эй, ты чо! Кроме стыда нормальные девочки в такой ситуации ничего испытывать не могут. Дура! Идиотка! Пошла с первым попавшимся мужиком в темный двор. Это еще хорошо, что обошлось просто стыдным, гадким процессом. Никому не расскажешь: станут брезгливо кривиться.

Оно не ведется на жалкое подобие внутренней истерики. Руки теплеют. Их уже не надо искать, они со мной. Приклеиваюсь лбом к стеклу двери, ровнехонько к надписи «не прислоняться», и в огнях туннеля стараюсь рассмотреть некие световые коды: они точно есть, осталось только расшифровать. А можно и без расшифровки. Колеса стучат, огни мелькают, трубки какие-то специальные на стенах туннеля сходятся и расходятся, а внутри – оно со своим матовым, пушистым таким сиянием, совершенно уверенное в том, что происшедшее – к месту.

К месту.

Про любовь.

Откуда вдруг берутся эти слова, я не знаю. Любви – да что там, даже симпатии – к менеджеру Алексею с его документальной папочкой, жилищно-бытовой мамой и чистоплотными салфеточками я не чувствую. Я и к тому, кого выбрала в любимые, не чувствую ничего, кроме досады на то, что не удержал своей любовью от попытки наложить на себя руки (кстати, а вот и возможная причина дурацкого психического недомогания: не удалось наложить на себя руки – ищи их и свищи теперь!). Откуда любовь? С чего вдруг?..