Ещё раз, проверив по спискам, всё ли у них имеется для недельного похода, Санька с чувством полной готовности выключил свет, и студенты улеглись спать. Лёшке всю ночь снилась кедровая тайга, которую он, по большому счёту, ещё ни разу в жизни и не видел, с бурыми лохматыми медведями, точь-в-точь как на картине Шишкина. Утром в летней кухне стало прохладно, замёрзший Лёшка ни свет ни заря, растопил печку. Дядька пришёл через полчаса и попросил студентов слазить в подполье, чтоб набрать с собой в тайгу полведра картошки да немного морковки.
– Во-о, теперь заверни мешок вон в тот старый тулуп и стяни верёвкой!
– С голоду точно не помрём! Продуктов на месяц! – подмигнув Лёшке, произнес радостный Санька.
– Идёшь на неделю, бери на три – закон тайги! – подняв указательный палец вверх, протянул дядька.
Коня подвели к загруженным саням, запрягли и тронулись. Анатолий Карпов уже ждал их возле своего дома, сидя на своих санях. Продукты перебросили к нему. Дорога оказалась долгой, она тянулась сначала полями, затем по реке Кумыр между увалами – так в Забайкалье называют голые сопки, покрытые разнотравьем и мелким кустарником, потом стали подниматься вверх рекой Менжикен. Её берега поросли смешанным лесом с преобладанием лиственницы даурской, понемногу поднимались к перевалу ближе к границе с Монголией.
Морозный воздух был необыкновенно свежим и чистым, от этого у Лёшки иногда перехватывало дыхание. Он жадно ловил глазами всё вокруг, всё это было страшно интересно для него. Постоянно встречались переходы животных через реку: строчки лисиц, следы от прыжков белок, чётки горностаев, норок и колонков. Часто взлетали то рябчики, то каменные глухари. Несколько раз кормящиеся изюбри на махах убегали от реки, но самих их не видели, так как скрип полозьев саней, обитых лентами металла, был слышен издалека, зато на снегу было чётко видно ямки от их огромных прыжков. Товарищи записывали все следы карандашами в своих блокнотах.
– Вот бы ща изюбришку-то стрельнуть, оправдал бы, однако, дорогу! – мечтательно произнес дядя Толик.
– Может, повезёт, так и стрельнем! – вторил ему Санька.
Выше река была почти полностью покрыта наледью, и в нескольких местах дядька останавливал коня и проверял крепость льда, простукивая его обухом топора, чтобы конь не провалился под лёд. В зимовьё прибыли к обеду, оно стояло прямо на берегу реки. Дров было только на растопку, и Анатолий Карпов, выругавшись на промышлявших тут горе-охотников, вытащил из саней бензопилу «Дружба» и тут же свалил пару сушин. Затем выпряг коня и подтащил им хлысты к входу избушки, распилил их на чурки чуть меньшого размера, чем железная печь зимовья. Дядька распрягать коня не стал, а дал ему остыть, накрыв потником, только потом напоил водой и насыпал овса в старое ржавое ведро.
Разгрузив всю поклажу, Лёшка с Санькой накололи дров, растопили печь и поставили кипятиться большой чайник, покрытый толстым слоем жирной чёрной копоти. Затем нарубили мяса в котёл и залили его водой с ледяшками, поставили его рядом. Сашка решил сварить щи, которые были основной едой в их посёлке. Зимовьё было небольшое, но достаточно высокое. В центре над столом было большое застеклённое окно, справа и слева – широкие дощатые нары, матрасы и одеяла были туго свернуты и повешены на верёвках под потолком. «Это чтоб мыши не почикали!» – пояснил Саня удивившемуся Лёшке.
