Там, откуда родом страх - страница 26

– Так ведь обидятся. Неловко как-то, люди-то Божьи.

– Ничего, и Божьи должны меру знать. Мы с тобой, не Божьи что ли?

– Так они по-другому…

– Делай, что говорю, – рассердилась Наталья, и Мария покорно принялась забирать тарелки с остатками еды прямо из-под рук монашек. Вопреки опасениям Марии, они восприняли это как должное. Может, они и ели так много потому, что тарелки не пустели, а обижать отказом хозяев они не хотели. Во всяком случае, они с не меньшим аппетитом съели булочки, выпили кисель, дружно поднялись, словно по команде, коротко помолились и удалились, не благодаря за угощение и не прощаясь. На сорок дней Наталья попросила Степана не приглашать их. Помянут сами, и будет. Со смертью хозяйки ничего в раскладе жизни не изменилось. Только время могло внести свои коррективы, оставалось отдаться его течению и ждать.

Время отсчитало три года со дня смерти Евдокии Ивановны. Наталья продолжала жить в когда-то принадлежавшем покойной доме, но уже в качестве хозяйки. Процесс перехода из одного качества в другое, более значимое, прошел легко и безболезненно. Через три месяца после смерти хозяйки она поздним вечером вошла в комнату Степана, разделась и легла к нему в постель. Ее девственность не позволила тому судить о ней худо. Он искренне воспринял это как проявление чувств и подарок судьбы. Их нечастые тайные встречи продолжались в течение года, а потом они обвенчались. Свадьбы как таковой не было. Из деревни она никого приглашать не стала, стыдясь лапотников, в городе у нее из родных была только сестра. Ее она и пригласила с мужем. Были еще две ее подруги да несколько офицеров, товарищей Степана. Наталье, как всякой женщине, хотелось шумной и людной свадьбы, чтобы блистать на ней нарядами и красотой, ловить на себе восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин. Но ничего этого не было, и причин тому было масса. Во-первых, жених – инвалид. С ним много не покрасуешься. Во-вторых, он офицер, а она крестьянка. И в-третьих, и этот пункт перекрыл оба первых, кроме дома, покойная оставила в наследство сумму, которой едва хватило на похороны. Мечты о богатой жизни с балами и зваными ужинами так и остались мечтами. Теперь она тщетно искала выход из создавшегося положения, которое и создала сама. Она в мыслях перебирала десятки способов разбогатеть: от торговли в собственной лавке, что претило ее самолюбию, до разбоя на большой дороге, что его тешило. Будь она мужиком, без всяких сомнений отправилась бы мыть золото. Так и прошли три года в тщетных потугах найти способ разбогатеть. Со Степаном она своим недовольством и мечтами не делилась. Он был существом приземленным, его не манили никакие перспективы. Его устраивало его положение, позволяющее держать прислугу из двух человек и вполне прилично питаться. Дальше этого его запросы не уходили. Он все еще носил свои армейские мундиры, сняв с них погоны. Носил бы и сапоги, подбивая их в сотый раз, если бы ноги были здоровы.

В один из теплых летних дней, в самом его конце, Наталья прогуливалась по городскому базару, заглядывая в лавки и проходя ряды торговцев. Ей особо ничего не было здесь нужно. Она часто приходила сюда просто окунуться в мир контрастов. Здесь можно было увидеть рядом с роскошью нищету, с дорогими французскими туалетами – работы местных портних, рядом с седлами и хомутами – изящные фарфоровые фигурки. Так она переходила из ряда в ряд, из лавки в лавку, отмахиваясь от назойливых приказчиков, пока ее внимание не привлекли три мужика. В маленьком городе привыкаешь к его жителям, и если не знаешь всех, то, по крайней мере, среди прочих сразу узнаешь чужака. Эти были чужаками. Одеты они были, как одеваются фабричные по выходным: в косоворотки, темные костюмы с заправленными в хромовые сапоги брюками, на головах – картузы. Они шли ей навстречу от лавки старьевщика. Идущий в середине пересчитывал деньги. Когда они стали подходить ближе, Наталья услышала раздраженный голос считавшего деньги: «Вот старый скупердяй, мало того, что за гроши все скупил, так ведь еще и опять обсчитал». Уже минуя их замедленным шагом, она слышала, как кто-то предложил вернуться. Больше она ничего не услышала, но, когда оглянулась, мужчины продолжали идти своим путем. Эта встреча отчего-то взволновала Наталью, она стала чаще ходить на рынок, заглянула в лавку старьевщика, куда раньше из-за врожденной брезгливости ни разу не заходила, и была поражена грязью и убожеством этого заведения. Старая одежда была свалена в кучу, отдельными экземплярами висело только то, что еще можно было носить, но что едва ли станут покупать. Отдельно свалены металлические отходы. Наталья брезгливо оглядела все это и вышла. Хозяин лавки то ли грек, то ли армянин, выглянул было из своей коморки, заслышав посетителя, но сразу скрылся, поняв, что посетитель человек случайный. Наталья не разбиралась в различных производствах, знала лишь, что весь этот хлам идет на переработку, а что из него получится потом, для нее было тайной. Но она твердо знала, что больших денег на этом не заработаешь. Что же тогда влечет ее сюда? Она продолжала наблюдать за лавкой и еще раз видела тех троих. На этот раз они шли в сторону лавки, неся на плечах довольно большие мешки, скрылись в ней и довольно долго не выходили, а когда вышли, руки их были свободны, и они чему-то смеялись. Один из них злорадно произнес, проходя мимо Натальи: «Давно надо было прижать его. Теперь будет как миленький». Для Натальи эта фраза не осталась пустой репликой из короткого отрывка чужого разговора. Она поняла, что старику дали понять, с кем он имеет дело. Теперь он не будет больше обманывать. Интересно, есть в этом хоть что-то, что может ей прояснить ход событий. Ведь что-то происходит. Недаром же ее притягивает эта лавка. Она осторожно приоткрыла дверь и заглянула вовнутрь. Никаких мешков она не увидела. Продолжая наблюдать, она сделала еще одно открытие. В лавку периодически наведывался околоточный и выходил оттуда с самодовольной усмешкой на лице.