Там, откуда родом страх - страница 38

– А полиция-то тут при чем, они, что, тоже ломали лавку? – с искренним удивлением спросила Наталья.

– Так я же говорю, тайник нашли, пустой, значит, старика ограбили и, может, даже убили. После того, как рабочие сообщили о тайнике, полиция стала наблюдать за разборкой лавки. И что вы думаете, нашли еще один тайник пустой, а еще один со сгнившими деньгами. В труху превратились. Но самое главное, когда сняли пол, полицейские заставили рабочих землю под ним копать и те нашли настоящий клад. Шкатулка деревянная, покрытая воском, полная всяких драгоценностей. Вот рабочие убивались, что в полицию сообщили. Но их сам городской пристав обещал наградить. Каждому по пять рублей дадут. Повезло же мужикам, такие деньги за плевую работу!

– Почему решили, что старика убили? – пряча охватившую ее тревогу, спросила Наталья. – Он же старым был, сам умер.

– Это так тогдашний околоточный решил, он первым старика обнаружил. А теперь бабы говорят, что не зря он вскоре после этого исчез. Его это рук дело, он старика ограбил. Убивать-то, может, и не убивал, дед и взаправду сам умер, а вот ограбить мог. Кто ему помешает. Еще бабы говорят, что он нарочно деньги, что при старике были, не взял. Это чтобы людям глаза отвести.

– Да, что только на свете не творится, – задумчиво произнесла Наталья, – а мы живем и ничего не знаем. Ведь этот околоточный пристав у нас обедал незадолго до этих событий. Если за него возьмутся, могут и нас замарать. Ты помнишь его, Маша?

– Это тот господинчик, который сначала барином был, а потом как мужик напился? Надо же, а я и не знала, кто он. Бабам на базаре расскажу, так не поверят.

– Зачем тебе это надо, – возмутилась Наталья. – Я же говорю, общение с такими людьми на пользу не идет. Выходит, и мы такие же.

– Да полно вам, Наталья Николаевна, я что, дура какая, не понимаю. Да и напрасно вы волнуетесь, рука руку моет. Ведь не зря же начальник полиции рабочим такие бешеные деньги пообещал. Шкатулочку по начальству поделят, и все будет шито-крыто. Никто того господинчика тревожить не станет, он свою долю взял, они – свою.

– Да, Машенька, ты не дура, ты умница, – успокоила Наталья. – Ты позже зайди ко мне, платье примеришь то, что по весне сшили. Тебе оно тогда понравилось, а я его больше не надену, надоело.

– Ой, спасибочки, Наталья Николаевна, – восторженно воскликнула Маша. – Век за вас молиться буду.

Хотя рассуждения Маши были вполне логичны, тревога поселилась в душе Натальи, но что предпринять, она не знала. Оставалось только ждать. За подельников она не опасалась. Если даже Тюнин их знал лично, это ничего не меняло, а вот с Натальей он имел прямой контакт. Но ведь разговор шел без свидетелей, успокаивала она себя, Степан против и слова не скажет. Хотя он привык подчиняться, ему прикажут правду говорить, он и скажет, и не потому, что трус, а потому, что так воспитан. Это заключение поселило еще большую тревогу, она впервые пожалела об этом качестве мужа, которое автоматически становилось недостатком. Говорить с ним об этом было бессмысленно, но ей нужна была хоть какая-то отдушина, и вечером за ужином она поделилась с ним своими тревогами.

– Ты слышал, что на базаре творится? – спросила она, и он почувствовал в ее голосе напускную твердость.

– А что, собственно, я мог слышать, – настороженно отозвался он. – Я же весь день на службе, весь день корплю над бумагами.