«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - страница 32
В 1791 году в один летний вечер, когда адмирал в кругу своего семейства кушал чай, является незнакомец и с вежливостью просит позволения списать с адмирала портрет. Портрет написан был сухими красками в несколько дней. Адмирал, вручая художнику деньги, замечает на портрете какую-то надпись и с неудовольствием говорит: «Прошу вас, милостивый государь, принять вознаграждение за труд и непременно стереть эту надпись». Художник, отказываясь от денег, отвечает: «Я совершенно вознагражден тем, что первым имел честь снять портрет с вашего высокопревосходительства. Я прислан по воле императрицы, и надпись эта ее собственного сочинения, равно как и само расположение портрета». Надпись на портрете была следующая:
ЕКАТЕРИНА
Эта надпись, в столь кратких словах так хорошо говорящая о деяниях Круза, вошла в состав его герба и читается на надгробном памятнике адмиралу в Кронштадте.
При даче Круза в Ораниенбауме находилась потешная крепость, с которой при поднятии и спуске адмиральского флага во время утренней и вечерней зари палили из пушки. Один чиновник, желая чем-нибудь повредить адмиралу во мнении императрицы, довел до ее сведения о происходящей на даче пальбе. Великая Государыня отвечала на это: «Пусть его палит, ведь он привык палить!»
(Морской сборник, 1855, № 6, с. 251–257)
А.П. Соколов. Лейтенант Ковако
Рассказ о георгиевском кавалере лейтенанте Николае Кузьмиче Ковако – это рассказ о воинском и христианском подвиге и благородстве русских моряков, мужественно разивших врага на войне и протягивавшим им дружескую руку в дни мира.
Он был молодец из всех наших молодцов того времени; у него в команде была плавучая батарея[83] и отряд канонерских лодок, которые водили ее на буксире. В 1789 году августа 13 дня наша гребная флотилия под начальством вице-адмирала принца Нассау-Зигена учинила нападение на шведский гребной флот, расположенный между островами Куцемулем и Коткой[84]; дело уже завязалось, когда Ковако со своей батареей и отрядом лодок занял позицию в проливе между двух маленьких островов. Лодки, ошвартовав батарею поперек пролива, скрылись за ней и как будто из-за гранитной скалы выдвигаясь, разили врага меткими выстрелами. В то же самое время батарея производила убийственный огонь почти во фланг шведского крыла. Шведы уже торжествовали победу на этом крыле, но не могли воспользоваться успехом, ибо батарея в это время открыла свой огонь, почему шведы принуждены были учинить перемену фронта и сосредоточить все силы своего крыла против батареи Ковако и его отряда. И огонь неприятеля был таков, что на батарее почти все люди были ранены, сбитый флаг ее отнесло в сторону неприятеля, у самого Ковако оторвало левую руку, и потому на батарее огонь приутих на минуту; на ней стали переменять прислугу и самого Ковако уговаривали сделать операцию. «Не время», – отвечал он и дозволил сделать себе перевязку, дабы остановить кровь.
Шведы, не видя на батарее флага, который нечем было заменить, предположили, что батарея сдалась, и двинули на нее несколько судов. Ковако во время перевязки зорко сторожил шведов; по его словам батарея снова открыла сильный огонь. Вскоре на островке, ближайшем к шведской флотилии, послышался звук трубы, и явился парламентер. Парламентер объявил от имени своего главнокомандующего: «Так как батарея, спустившая флаг, вновь открыла огонь, то если через минуту не замолчит и не сдастся, то будет взята на абордаж, и тогда командира повесят на флагштоке, а людей бросят в воду!»