Прижавшись спиной к двери, она просидела так, не двигаясь, несколько раз разрыдавшись, словно по-прежнему ощущая на себе толстые потные руки Соседа, вонь из его рта. Ее вырвало на новый ламинат прихожей, уложенный всего пару месяцев назад, до смерти сына. Потом она заставила себя прекратить плакать, ведь никому не нужны твои слезы, Тамара, соберись, поднимись, нужно убрать все… вдруг муж проснется и обнаружит ее в луже слез и рвоты, а он не должен застать ее такой, и точно не должен узнать о случившемся, это она решила твердо и навсегда, иначе не избежать беды, избиения Соседа, возможно, его публичной казни во дворе возле его автомобиля.
Тамара вымыла везде полы, протерла пыль, долго вычищая комнату сына, как раньше, а потом долго терла себя мочалкой в душе, отмокала в ванне, несколько раз ныряя под воду в тишину мира и гул своих мыслей. Вытираясь, она вылила на себя половину флакона туалетной воды. Трижды почистила зубы, трижды прополоскала рот и сжевала огромный ком жевательной резинки. Переодевшись, Тамара легла в постель, но как обычно сон не приходил, и к мыслям о сыне примешивались воспоминания о нападении Соседа, его искаженное лицо над ней, как его толстые руки раздевают ее. Она вдруг подумала, что другая на ее месте давно бы вызвала полицию, рассказала бы мужу, брату, отцу, всем вокруг, чтобы они избили Соседа гурьбой и выгнали прочь, и он бы не жил рядом с ней. Но уснув на пару часов, на следующий день Тамара привычно ушла на работу.
***
Тамара по-прежнему сидела на кровати с закрытым ноутбуком на коленях, но вновь закурив. Дым заполнил ее легкие и рот, рассеялся по комнате, виляя на ветерке из балкона. Ярость, заполнившая ее грудь и сжавшая ей кулаки, теперь уходила с дымом. Подпрыгнув, держа сигарету губами, она принесла фотоальбом. Снова просмотрела фотографии, улыбнувшись той, где сын на пляже окутан брызгами в их первую семейную поездку на море. Мелькнуло его слегка испуганное лицо в первый школьный день, где среди других первоклассников, послушно сидящих за партами в ожидании фотографирования и знакомства с руководителем, сын пытался выглядеть смелым и радостным, но при каждой возможности прижимался к Тамаре и держался за ее руку. Она пролистала фотографии дальше, казалось, так же быстро, как прошли школьные годы сына, с удивлением обнаружила совместную фотографию с его первой любовью на день рождения и даже подумала выбросить ее, но просто перевернула дальше. Над губами у него едва проявился тонкий жгут усов, а челка закрыла брови.
Когда Тамара пролистала весь фотоальбом, она еще подержала его на руках некоторое время, ощущая тяжесть и холодную глянцевую обложку. Привычно посмотрела перед собой в темноту спальни, рассматривая мутные тени и косые полосы света уличного фонаря. В памяти смешались фотографии и письмо Соседа с изображением ее мертвого сына на крыше автомобиля. Тамара стиснула кулаки и зубы, снова не позволяя себе заплакать, и резко поднялась с кровати, точно зная, что нужно сделать. Понимание этого пришло к ней так же, как и решимость обратиться за помощью к запрещенным препаратам, резко пульсируя в голове непреодолимым желанием совершить задуманное.
На следующий день она позвонила Знакомому, а услышав его удивленный голос, не медлила, назначила встречу, и через час вновь ждала его возле белой гаражной стены, испуганно высматривая случайных прохожих. В его старой сумке Тамара порылась уверенно, по-хозяйски, словно и не было этого промежутка между встречами. Она искала белый порошок, который вдыхают, резко втягивая через нос, и он остается снежной пыльцой на ноздрях, а в кино его еще картинно втирают в десны, упаковку с ним прокалывают ножом и на острие подносят для пробы, и не хочет она произносить его название, а в сумке Знакомого он должен быть, и, нырнув с головой, Тамара нашла нужный пакетик, всунула в карман Знакомого свернутые купюры и ушла протопанной тропой домой.
