В самом конце апреля – начале мая обычно зацветала черемуха. У нас в саду она распускалась раньше, чем начинали продавать лесную. Наверное, потому, что она росла на солнце, а не в низине, как в лесу… После черемухи цвели вишни, сливы, яблони. Всегда казалось странным, что цветение вишен начиналось даже раньше, чем на них появлялись свежие, будто лаковые, листочки… На яблонях – крупные, с розовым нежным окоемом цветки. И аромат неописуемой свежести, точно настоянный на солнце и нагретой им земли, наполняет сад и входит в комнаты через открытые окна и балконную дверь.
А потом пойдут ирисы. Эти цветы с их прямыми стеблями и саблевидными листьями, не ярко-зеленого, а серебристого, с оттенком в голубизну, цвета, с изящной формы прозрачным и неподвижным, как бы застывшим в своей причудливости, точно фарфоровым цветком всегда казались мне немножко неземными, искусственными… Из весенних цветов еще были в нашем саду фиалки, махровые, красные, нежно-душистые тюльпаны, пионы.
И сирень, сирень… Сказочно много сирени, традиционно розово-голубоватой и белой».
И этот фейерверк – до середины лета.
Не всем, однако, нравились прицнинские сады. Один из гостей города Тамбова, Алексей Владимирович Салтыков, писал в 1797 году: «Обедали мы дома, в самом дурном саду, но под тенью и с тремя любезными девицами, дочерьми моей родственницы».
Впрочем, Салтыков нам не авторитет. Он был большой придира и, помимо сада, жаловался на сам дом, в котором ему довелось гостить: «Квартирой мы были недовольны и всю ночь не спали от несказуемого множества сверчков».
Ему бы современные автомобильные сигнализации послушать.
Но, разумеется, большинству Цна приходилась по нраву. Реке радовались, рекой любовались, реке посвящали стихи. К примеру, тамбовский поэт Вячеслав Афанасьев так и назвал свое стихотворение – «Цна»:
Под Тамбовом, под Тамбовом
Протекает речка Цна.
В мост высокий, в мост дубовый
Ударяется волна.
В той волне резвятся рыбы
Серебристою толпой.
К той волне склонились ивы
Чуткой, трепетной листвой.
* * *
И уж, конечно, о реке слагали романтичные легенды. Например, такую.
Жил на месте нынешнего города Тамбова один мордвин по имени Урлап. И была у этого мордвина раскрасавица супруга. Мало того что раскрасавица – еще и добрая колдунья. Именно добрая – ни разу в жизни никому она не причиняла зла, а в основном, лечила от болезней.
А еще росла у Урлапа дочка, тоже раскрасавица, и звали ее Цной. Когда родителям пришла пора отправиться на вечное упокоение, мать передала любимой дочери все свое тайное умение. И, разумеется, взяла страшную клятву – тоже творить только добро.
Цна и не думала ту клятву нарушать. Жила себе одна, горя не знала – излечивала всех соседей от недугов, отводила грозовые тучи или же, наоборот, приваживала дождичек, направляла рыбу прямо в сети рыбакам, а всяческую дичь – охотникам чуть ли не прямо в руки. В одного из тех охотников – Сампора Цна однажды влюбилась. Сампор с легкостью один одолевал медведей, но однажды косолапый все же оказался посильнее, чем охотник. Тогда товарищи его, всего израненного, отнесли лечиться к Цне, которую очаровал с первой минуты… Чувство Цны оказалось взаимным, и молодые вскоре поженились, начали жить одним домом.
Но тут стряслись татары. Они обратились к знатоку лесов Сампору и предложили ему много денег за то, что охотник проведет их через чащу на Москву. Кроме того, татары обещали в знак благодарности оставить всех здешних мордвин живыми-невредимыми. Сампор, конечно же, образовался той оказии и сразу похвастался супруге. Но она, будучи патриоткой, стала отговаривать Сампора. Тот, конечно, ни в какую – все-таки глава семьи.
