– Убьёшь своего жениха?
– Какого ещё жениха? Повелитель четыре дня отсутствует, а уже женихи полезли! Покоя от вас нет.
– Ты не думай об остальных, ага. С соперниками я разберусь.
– Вот ещё! Мне твоя помощь без надобности.
Неизвестно, сколько бы эта перепалка продолжалась, если бы к молодым не выскочили нукеры. Люди эмира Казгана тут же нащупали рукояти мечей и приготовились к нападению, тимуровские, напротив, противно ухмылялись, завидев вождя в компании женщины.
– Аллах, Аллах, разве так гостей встречают? – бросил Хасан, ловя на себе раздражённые взгляды.
– Незваных именно так и встречают, – ответил Мохаммед-Ходжа. – На твоём месте я бы хорошенько подумал, что делать дальше: оставаться или уйти.
– Стоит ли отпускать нас в сложившихся обстоятельствах? Разве ваш повелитель не пропал? – подал голос Тимур.
– Ты что-то знаешь? – Ульджай натянула тетиву сильнее. – Говори, или я убью тебя!
– Госпожа, мы прибыли с мирными намерениями, – вмешался Хасан, не выдержав: ему неприятно было смотреть, как кто-то целится в его эмира. – Перед вами Тимур, сын Мухаммада Тарагая.
– Барласы? – послышалось из уст хорасанских богадуров. Они удивлённо меж собой переглянулись, затем повернулись к Хисрау-Баяну-Кули, единственному, кто мог ситуацию, по их мнению, разрешить. Тот выступил вперёд.
– Не стреляй, ага.
Но девушка и без указаний родича уже опустила лук.
– Я не узнала вас, – сказала Ульджай, и Тимур вдруг обнаружил, что на самом деле она очень устала: устала не телом – душой. Наружная воинственность спала, её место заняло что-то, подобное безразличию, как случается с человеком, который осознал под конец всю глубину трагедии.
– Опальный эмир в наших краях… С какой целью? – спросил Хисрау.
– Я намеревался объединить наши силы с вашими, предложить союз, – рыжеволосый барлас всё ещё не сводил глаз с внучки Казгана. – И в знак добрых побуждений я отправил отряд из Шехри-Себза в Бадахшан, к вашему брату, ага. Дай Аллах, Хусейн быстро подавит восстание.
– Это, конечно, заслуживает внимания, однако мы не можем вычеркнуть предыдущие годы мятежа, – старик грубо оборвал его, злясь, что юнец даже не считает нужным смотреть в сторону вождя: безусловно, девушка была куда интереснее, однако и об уважении забывать не стоило. – Вы преклонили колено перед Туглук-Тимур ханом.
– Туглук-Тимур хана в Мавераннахре нет. Что до его наместника… Я не клялся Ильясу в верности.
– Как удобно!
– Хватит! – выпалила Ульджай. – Мои враги сейчас не среди барласов, а здесь, под крылом у повелителя. Среди нас.
– Это тяжкое обвинение, ага, – Хисрау-Баян-Кули недовольства не скрывал.
– Я не возьму слов назад. Понимаю, это унижает честь наших людей. Всем хотелось бы выйти из этой истории чистенькими, но я не оставлю покушение на жизнь повелителя безнаказанным. Клянусь Аллахом, кем бы ни был предатель, участи его не позавидуете!
– Вы примете мою помощь? – спросил Тимур, ощущая при этом, как сердце прекращает биться в груди и дыхание замирает.
– Если предложение искреннее…
– Эмир Казган был мне как отец. Я никогда не желал навредить ему. Даже в самое трудное время.
– Мы должны вам верить? – не унимался Хисрау.
– Я верю, – ответила Ульджай. Лицо её просветлело, губы тронула улыбка, пусть и слабая.
Мысли о смерти обращались в бегство каждый раз, когда взгляд наталкивался на эмира, стоявшего прямо, непоколебимо, словно глинобитная башня. Тимур был на голову выше воинов. Девушка многих повидала, – не только из числа сторонников Казгана или брата, – никто на её памяти не выделялся так ярко, как этот барлас. Тёмные брови красиво поднимались вверх, алые растрёпанные волосы добавляли задор облику, а глаза, напоминавшие по цвету мёд, вовсе обещали убить. Ульджай не знала, бояться ей этих глаз или же искать их в надежде, что она увидит собственное отражение.
